Сергей Синякин: Меч для Кащея, или Три дороги к Поклон-горе

- Не дворец,- тоскливо сказал он.- Но жить можно.

В переметных сумах нашлась заветная фляжечка, да завалялся вялки кусок с парою ржаных сухарей. Настроение Поповичa улучшилось. Подкладывая в огонь сучья, задумался о товарищах. Где они, други верные? В каких они краях маются, задыхаются ли от жары? Дорого бы дал Алеша, чтобы были они нынче рядом. Не близок путь до Поклон-горы, всякое в пути может случиться. Доведется ли им встретиться?

Думал Попович и о доме родимом. Как там жена с близнятами управляется? Не напал ли в его, Алеши, отсутствие на город ворог злобный?

Вздохнул богатырь, глотнул из фляжечки полным глотком, глянул тоскливо на красные языки костра и принялся на ночь устраиваться.

- Погреться не пустишь, соколик? - спросили из-за спины и богатырь очнулся от своих невеселых дум.

Голос был старческим.

- У костра места много,- отозвался Попович.- Присаживайся, бабушка.

Послышались шаги и богатыря обдало ледянящим холодом.

Из мрака выступило белое пятно и медленно опустилось по другую сторону костра. Попович подбросил сучьев в огонь и пламя костра взвилось выше. При свете костра увидел Алеша худую костлявую старуху в белом рубище. От взгляда на нее богатырю стало еще холоднее Он глотнул из фляжечки, но теплее от браги пенной не стало.

- Что ж ты, мать, бродишь по такой стуже в худой одеже? - спросил Попович.

Встал он, подошел к коню, а конь хрипит, скалится и прочь пятится.

- Тпррру, ты, волчья сыть, травяной мешок! - достал Попович из сумы полушубок дубленый, вернулся к костру, развернул полушубок, бросил его на колени старухе.

- Накинь, старая, обогрейся!

Старуха завозилась по ту сторону костра, засмеялась странным лязгающим смехом - словно клинок о клинок ударился.

- Спасибо, соколик, пожалел старую!

- Зовут-то тебя как? Из краев каких будешь, далеко ли путь свой держишь? - продолжал Попович расспросы. Не то, чтобы интерес особый был,вежливость требовала. Коли сидишь у ночного костра с человеком, не худо бы имя его знать.

За языками пламени опять лязгающе засмеялись и от смеха этого холодок пробежал по богатырской спине.

- Худо не станет? - спросила ночная гостья.

Попович пожал плечами.

- Куда уж хуже! - сказал он в сердцах.- С друзьями расстался. Замерз так, что зуб на зуб не попадает. Дома уж сколько не был...

- Знаю,- сказала старуха, вытягивая над огнем костлявые пальцы.- Ну, коли страха нет, так давай знакомиться, Попович.. Смерть я.

- Кто? - Попович сначала не понял сказанного старухой, а когда понял, прошиб богатыря липкий трусливый пот.

- Смерть? Это чья же смерть?

- А ничья,- отозвалась спокойно старуха.- Просто Смерть. Та самая, что всех уравнивает. Бедный ли, богатый ли, сильный лн, - слабый - все мне едины.

- За мной пришла, значит? - с ужасом догадался Алеша.

- Пришла,- отозвались из-за костра.

- Время пришло? - спросил богатырь, голоса своего не узнавая.

- А это мне неподвластно,- сказала старуха.- Гляди, молодец.

Пещера открылась в глубину и Попович увидел в необозримых рядах тысячи и тысячи свечей: и большие, и маленькие, и наполовину сгоревшие, и совсем уже малые чадящие огарочки.

- Видишь, как горят жизни человеческие? - глухо вопросила смерть.Большие свечи принадлежат детям, наполовину сгоревшие- людям средних лет, малые же принадлежат старикам да больным. Но бывает, что случай наделяет детей с рождения малыми свечами.

- А моя свеча где? - богатырь не мог отвести взгляда от горящих свечей.

- Не испугаешься? - прищурилась Смерть.

- Чему быть, того не миновать,- сказал Попович с горьким волнением в груди.

- Хорошо сказал,- согласилась Смерть и повела рукой.

Исчезли все свечи кроме одной, крохотной - почти догоревшей.

- Вот, значит, как? - вскипевшее на миг отчаяние уступило место холодному спокойствию.

Смерть усмехнулась.

- Люб ты мне,- сказала Смерть.- Уж так люб, что и расставаться с тобой неохота. Проси чего хочешь, Алешка?

Попович лишь, глаза прищурил.

- Известно, пожить бы хотел,- сказал он.- Друзей повидать, детей потетешкать, с женою слюбиться.

- Раз в столетие дается мне такое право,- сказала смерть.- Твой это день. Возьми новую свечу, да постать на нее огарочек, что бы когда догорел новая свеча занялась. Да гляди, не урони рочек-то!

Попович поднялся, подошел к чадящему огарку, наклонился, ставя новую свечу. От движения воздуха маленький язычок пламени затрепетал, зачадил гаснуще, и богатырь застыл, завороженно глядя на мечущееся пламя. Огонек удержался.