Сергей Синякин - Время Апокалипсиса

- Саша, подождите, - сказал он. - Можно мне с вами? А то от этого безделья мысли такие - хоть в петлю...

Глава седьмая

Завскладом Ухватченко словно обезумел. Пришел к участковому, сопя, выставил несколько четвертей с закатанными в них купюрами да золотыми изделиями, сел и, заискивающе глядя участковому в глаза, сказал:

- Сажай меня, Иван Николаевич. Изнемогся я уже.

- А у меня на тебя заявлениев нету, - ответил участковый Храбрых.

Был он из сибиряков, отец его защищал Царицын да после ранения осел в Россошках, женился, детей настрогал. Ванька Храбрых в семье девятым был и самым хулиганистым. Потому и в милицию пошел. Три года в городе проработал, а там домой потянуло. Тут как раз старый участковый Дуличенко Владимир на пенсию вышел, и Храбрых его место занял. Царских указов Храбрых никогда не читал, но сметливым умом своим сам дошел, что народ напрасно обижать не надо, лишнего брать нельзя, без указаний не действовать и поперек батьки в пекло не лезть. Потому и прослужил тридцать лет, хоть и в малом капитанском чине.

- Каких еще заявлениев? - возмутился Ухватченко. - Я сам себе заявление. А вот это все, - он обвел рукой банки, - вещественные доказательства. Давай доставай свои наручники, мне в камеру уже пора!

- А не буду я на тебя наручники надевать, - уперся участковый. - Нет у меня, понимаешь, данных, чего ты и где украл.

- А я тебе расскажу! - уверил милиционера Ухватченко. - Садись, Ваня, записывай.

- И доказательств нету! - отбивался по инерции участковый, но в глазах его уже стал виден беспощадный охотничий блеск.

- Будут, будут тебе доказательства, - горячо зашептал Ухватченко и ловко пододвинул Храбрых одну из банок, - и свидетели будут, и накладные... А это тебе, Ваня, за труды. В протокол ее можешь и не вписывать.

- Сам чистым хочешь быть, - раздул ноздри Храбрых, - а мне, значит, взятку предлагаешь?

Ухватченко смутился. Глазки на сытом выбритом лице забегали растерянно. Губы в смущенной улыбке скривились.

- Да какая это взятка! - замахал он обеими руками. - Так, детишкам на молочишко!

- Забери, - хмуро посоветовал участковый. - Там откупаться будешь.

- Злой ты, Ваня, - горько сказал Ухватченко. - Я ведь от чистого сердца. Сказано ж в Писании: не согрешишь, не покаешься.

- Иди, иди! - Участковый уже принял решение, это было видно по его медальному лицу. - Не нужно нам... этого...

- Эх, Ваня! - укоризненно простонал завскладом, укладывая свои сокровища в широкий и объемистый картофельный мешок. - Раньше ты другой был. И маслицем с медком не брезговал, и семя подсолнечное мешками брал. Брал ведь, Ваня?

- За то и отвечу, - играя желваками, сказал участковый. - Иди, Аркадий Андреич, Господь с тобой!

Ухватченко собрал банки в мешок, аккуратно его завязал и, сгорбившись, вышел на крыльцо дома поселковой администрации.

Из окна кабинета главы администрации слышался спор.

- Ты ж, паразит, весь поселок замутил! - кричал глава. - Всех перебаламутил, всех перессорил! Все у тебя непорядочные, один ты чистый. А вот тебе! Не будет тебе, Аким, положительной характеристики! На чужом горбу захотел в Рай въехать? Иди отсюда, иди! Я лучше Ваньке Непомнящему положительную характеристику напишу, чем тебе!

- Не губи, - ныл Поликратов. - Христом Богом прошу, не губи! Не бери грех на душу, Степаныч!

- Иди, иди, - напутствовал Поликратова глава Рос-сошек. - Господь подаст!

Ухватченко злобно плюнул, подхватил мешок и двинулся к дому.

Из колонки рядом с домом набирали воду в ведра две его соседки. Оторвавшись от своего занятия, они молча смотрели на заведующего складом.

- Чего уставились, мокрощелки? - не выдержал Ухватченко. - Вылупили зенки! Думаете, вам там сладко будет? Все, все вам там припомнят! Всех мужиков посчитают!

Бойкая и разбитная лахудра Оксана Махоткина весело засмеялась, подбоченилась гордо:

- Нашел чем пугать. Я так думаю, что и среди Ангелов мужики попадаются. Отмолимся совместно. Это ты, Аркадий, все добро наживал. А наши грехи небольшие да сладкие, вон они около дома бегают.

- Ишь, невинные, - криво усмехнулся Аркадий Ухватченко и плюнул.

Войдя во двор, Ухватченко увидел жену. Алевтина Николаевна, расставив полные, но не потерявшие стройности ноги, стояла рядом с костром и швыряла в него пуховые да шерстяные платки, что вязала всю зиму для продажи

в Царицыне.

- Ты что ж это, мать? - спросил Ухватченко. - Совсем обезумела?

- Молчи! - Алевтина Николаевна подбросила в огонь еще сверточек. - Не хочу, чтобы после меня кто-то всего этого касался! Сам-то куда ходил?