Николай Томан - Чудесный гибрид

— Вот это-то я и учитываю больше всего, — перебил его Михаил. — Я уверен, что они меня поймут и поддержат.

— Ты настоящий фанатик, Михаил!

— Ну, знаешь, все это начинает мне надоедать! — раздраженно сказал Нечаев. — Все равно мы не переубедим друг друга, и не к чему заниматься пустыми разговорами. Ты извини, но меня ждут...

И Нечаев вышел из комнаты.

Милецкий посидел минуты две, ожидая Нечаева, но тот не возвращался. Тогда Милецкий встал и заглянул в соседнюю комнату. Нечаева не было и там, — очевидно, он ушел в поле.

Милецкий надел пальто и вышел на крыльцо.

— Товарищ Нечаев! — крикнул Милецкий.

Ему никто не отозвался. Тогда, окончательно убедившись, что в доме никого нет, он направился в лабораторию.

На большом дубовом столе лежало несколько мешочков с семенами. На одном из них химическим карандашом было написано: «Пшенично-пырейный гибрид». Милецкий взял мешочек, взвесил его на руке и положил в карман пальто. Затем он открыл шкаф. Как и ожидал Милецкий, ящик с колосьями пшенично-пырейного гибрида находился там. Милецкий вынул колосья и их также положил в карман. Затем он написал на листке блокнота несколько слов, вырвал листик и оставил его на столе.

Узнав, что Милецкий наконец уехал, Михаил вернулся в дом. Он прошел в свою комнату и неспеша стал готовиться к отъезду. До поезда оставалось еще около четырех часов.

Вскоре пришли Семен Круглов и Иван Мочалкин.

— Ну, вы, стало быть, — весело начал Мочалкин, — уезжаете сегодня в столицу. А как, по-вашему, Михаил Андреевич, отнесутся там к гибриду? Одобрят или не одобрят?

— А вам как кажется? — в свою очередь спросил Михаил.

Мочалкин ответил сразу, не задумываясь:

— Беспременно одобрят! Не одобрить такого дела немыслимо потому, что тут, можно сказать, весь факт налицо. Вы ведь там покажете зерна и колосья своей пшеницы?

Мочалкин достал кожаный кисет, скрутил свою неизменную «козью ножку» и, закурив, продолжал:

— А ведь ваши работы, Михаил Андреевич, очень заразительны. Я вот должен вам признаться, что тово... тоже, стало быть, мудрить начал, честное слово!

— Что значит мудрить? — улыбаясь, спросил Нечаев.

— Экспериментировать начал, вот что. И знаете, Михаил Андреевич, до чего я додумался? Удивитесь, честное слово! Вы видели, верно, такое дикое растение — волосенец? Научного его названия я не знаю, но у нас его еще песчаным овсом называют, потому что растет он на голых песках и вообще в таких местах, до которых другие растения добраться не могут. Его даже употребляют иногда для укрепления песка. Вообще неприхотлив волосенец наредкость. Вашему пырею не уступит.

— Знаю, знаю я этот волосенец, — оживился Нечаев. — Очень хорошо, что вы обратили на него внимание. Это прекрасный экземпляр для гибридизации. Он отлично приспосабливается к любым условиям, имеет огромный колос, насчитывающий до пятисот зерен, и очень устойчив к грибным заболеваниям. Но с чем же вы хотите его скрестить?

— С ячменем, Михаил Андреевич.

— С ячменем? — переспросил Нечаев и, подумав, сказал одобрительно: — Очень удачно! Для ячменя волосенец прекрасная пара. Вообще скрещиванию культурных растений принадлежит большое будущее. Недаром с каждым днем нас, гибридизаторов, становится все больше и больше. Вот, например, вчера я получил два письма из Сибири. Там, узнав о моих работах, некоторые селекционные станции стали заниматься скрещиванием с пыреем озимых пшениц, намериваясь вывести новые зимостойкие гибридные формы.

Нечаев попросил Семена распорядиться, чтобы запрягали лошадей. До поезда оставалось теперь только два часа. Мочалкин подарил Михаилу в дорогу свой кисет с отличным «свойским» табаком и сказал на прощание:

— Ну, так вы, того, Михаил Андреевич, поподробнее расскажите правительству о наших работах. Это ведь теперь общее наше дело: и ваше, и мое, и сибирских селекционеров, которые вам письмо прислали.

— Понимаю! — весело отозвался Нечаев.

Вошел Семен.

— Все в порядке, Михаил Андреевич. Кони запряжены. Одевайтесь поскорее, времени в обрез осталось.

Нечаев надел пальто и взял чемодан,

— Принеси, Сеня, семена, — сказал он Круглову.

Семен пошел в лабораторию, и через минуту Нечаев услышал его взволнованный голос.

— Беда, Михаил Андреевич!..

Нечаев быстро прошел в лабораторию. Посреди комнаты стоял бледный, растерянный Семен. Он подал Михаилу записку Милецкого:

«Товарищ Нечаев! Я забираю семена пшенично-пырейного гибрида для точного анализа, так как убежден, что вы переоцениваете их полезные качества».