Виталий Слюсарь(Вистар) - Океан

Ивченко бросил на стол газету, и Соколов снова увидел заголовок: "Цунами обрушиваются на Японию".

- Каким-то образом океан понял - чтобы выжить, он должен уничтожить все, что вредит ему. И не надо искать в этом соотношения с нашими понятиями добра и зла. Это просто защитная реакция. В сущности, наш океан еще только ребенок. Его разум только начинает пробуждаться.

- Что же будет дальше? - спросил Соколов.

- Океану достаточно всего нескольких ударов, чтобы снести человечество с лица Земли. А потом... потом воцарится покой, но океан уже будет развиваться, потому что мы дали ему стартовый толчок. До каких вершин он поднимется - этого мы так и не узнаем.

- Вы думаете, я сумасшедший? - неожиданно спросил Ивченко, поймав взгляд Соколова. На его губах появилась легкая усмешка. Он пожал плечами: - Можете мне не верить, дело ваше, только очень скоро убедитесь - все это правда. Прислушайтесь к шторму. Уже играет прелюдия! Я давно живу рядом с океаном и, кажется, научился понимать его. Развязка близка, но я всего лишь человек, мне страшно, как и всем. Я давно храню пистолет с одним-единственным патроном. А вы, наверное, неплохой писатель. Жаль, никто не сможет прочесть книгу, которую вы могли бы написать ПОСЛЕ. Некому будет ни писать, ни читать. Извините, что у меня нет второго патрона, для вас.

Ивченко поднялся и ушел, оставив Соколова одного. Тот слышал грохот океана, рев маяка, видел вспышки молний за окном. Он стер со лба испарину. "Нет, этого просто не может быть. Все-таки он сумасшедший", - повторял писатель про себя, пытаясь убедить себя в этом, потому что иначе глубинный ужас готов был захлестнуть его.

Соколов сел за стол и несколько минут тупо смотрел на чистый лист бумаги. Руки его дрожали. Потом он схватил ручку и начал писать - быстро, не думая. Это было как озарение свыше, голова была какой-то опустошенной, только кровь громко билась в висках и слова, казалось, ложились на бумагу сами собой. Он не слышал неистовства стихии, поднимавшегося к какому-то немыслимому крещендо, он не замечал времени, ничего вокруг...

Звук выстрела вернул его к реальности. Он взбежал по винтовой лестнице в комнату Ивченко и замер на месте.

Смотритель маяка с лицом, изуродованным выстрелом в рот, лежал на полу в расплывающейся луже крови. Рядом валялся пистолет. Страшная кровавая лужа блестела, и почему-то Соколову трудно было отвести от нее глаза. Он подумал вяло и отстраненно, будто это происходило не с ним: "Почему говорят, что кровь алая? Темная она, почти черная..."

Было тихо. Почему тихо?!

На негнущихся ногах Соколов подошел к окну. Он увидел, что поверхность океана стала гладкой, волн почти не было. Гроза удалялась, молнии вспыхивали все слабее, а грома вообще не было слышно. Ужас исказил лицо Соколова, он посмотрел на труп смотрителя и бросился бежать.

Он сбежал по винтовой лестнице вниз, натянул свой плащ, распахнул дверь. Холодный ветер ударил его по лицу. Соколов, шатаясь, побежал от маяка, не зная, куда и зачем он бежит, остановился и обернулся. На фоне покрытого тучами серого неба маяк казался неестественно белым; он заревел, а когда рев умолк, Соколов вдруг услышал в зловещей тишине за спиной ровный нарастающий гул.

Повернувшись лицом к океану, он увидел, как навстречу ему с огромной скоростью несется чудовищная, заслонившая полнеба, черная волна, вобравшая в себя всю мощь Океана.