Александр Рудазов - Экипаж

— Вы не торопитесь, Семен Андреевич, подумайте еще, я ведь вас не подгоняю, — мягко, но очень настойчиво попросил человек. — Не надо отказываться так сразу — мало ли что может случиться…

— Ничего не случится, — хмуро ответил бывший штангист. — Виктор Борисович, пожалуйста, не присылайте больше своих шестерок…

— …а приходите сами? — закончил Третьяков. — Ну что вы, Семен Андреевич, разве же мне с вами управиться? Но над моим предложением подумайте еще, хорошо? День, два, три… больше, пожалуй, не стоит. Три дня у вас, Семен Андреевич, на раздумья, а потом, уж не серчайте, буду принимать меры… Поехали, — приказал он, закрывая окно.

Семен с Михаилом пару минут стояли молча, провожая взглядами удаляющуюся машину. Раньше этот квартал держал некто Иванихин, и с ним у Перова были хорошие отношения. Он и сам регулярно захаживал к нему в качалку, и вполне удовлетворялся небольшими ежемесячными взносами «на охрану дверей». Но в прошлом месяце ему на смену пришел Третьяков — куда более жадный мужик. Он в первый же день повысил «налог» раз в десять, заявив, что с такой прибыльной точки просто грех брать столько, сколько брал Иванихин.

Семен платить отказался. Его тренажерный зал вовсе не был прибыльной точкой, как утверждал Третьяков. На самом деле он еле-еле окупал свое содержание — Перов держал его не ради денег, а ради искусства. Любил он культуризм — самозабвенно любил и посвящал увлечению все свое время. Даже тренажеры чинил сам, даже блины для штанг выплавлял сам в «карманном» литейном цеху. По сути дела, он вообще был единственным служащим в «Витязе».

Если бы он согласился на такое увеличение ежемесячных отчислений, то попросту остался бы у разбитого корыта. Поэтому он мягко предложил Третьякову умерить аппетиты, иначе-де ему, Перову, будет выгоднее закрыть заведение, чем работать себе в убыток. Но закрывать, мол, он в любом случае ничего не собирается.

Третьяков аппетиты не умерил. Он был упрямым человеком и отступать не собирался. Более того — он дважды присылал своих ребят потолковать с несговорчивым штангистом.

Первый оказался умным и не стал нарываться. Второй пришел в компании четверых гопников с гаечными ключами, но неверно выбрал время для столь важного визита, заявившись в самый разгар дня, когда в зале присутствовал не только сам Перов, но и целая куча клиентов, в том числе и Ежов.

Клиенты обрадовались возможности потренироваться на живых грушах…

Теперь у Семена было паршивое настроение — Третьяков из ослиного упрямства вполне мог просто спалить его качалку. Прецеденты были — раньше Виктор Борисович держал несколько улиц по соседству, и там от него все стонали. Теперь этот авторитет заматерел, поглотил новую территорию, и стоны только усилились. Куда подевался Иванихин, никто не интересовался, но что он ушел не сам, было ясно без слов.

— Слушай, может, помочь чем? — предложил Михаил. — У меня в ментуре осталась парочка знакомых — прижмем гада?

— Не надо, — отказался Перов. — Прости, Мишань, но я уж сам как-нибудь… Не люблю я ментов.

— Как знаешь. Но учти: если вздумаешь бузить — я с тобой! — заявил Ежов. — Может, контору мою подключим?

— Контору! — развеселился бывший штангист. — Ну, Мишань, это уже мания величия: вся твоя контора — ты сам! Ты б хоть секретаршу, что ль, нанял… Для солидности.

— Да пока сам справляюсь, — пожал плечами Ежов. — Ты что, Андреич, не доверяешь?

— Ладно, ладно, если сожгут, найму тебя, — мрачно хохотнул Перов, входя в подъезд.

Ежов махнул ему на прощание и двинулся дальше — он жил в соседнем доме.

Через несколько минут Михаил завернул за угол и удивленно остановился. Ему показалось, что кто-то поставил перед ним большое зеркало. Потом он понял, что ошибается, и это вовсе не отражение — у человека за стеклом была точно такая же фигура и прическа, но лицо немного отличалось — волосы чуть потемнее, усы чуть подлиннее, глаза немного поуже, нос поменьше, подбородок подлиннее. Всего по чуть-чуть, но в итоге разница становилась вполне различимой. Хотя сходство все равно сохранялось, и немалое. К тому же Ежову показалось, что у этого парня азиатские корни — было в нем что-то такое… японское, что ли?

А вот одежда совершенно не такая — вместо потрепанной кожанки Ежова на «отражении» был красно-зеленый костюм необычного покроя. Своеобразный комбинезон — верх темно-красный, низ темно-зеленый. Посередине перетянут черным ремнем. На ногах высокие черные сапоги, доходящие до колен, плечи украшены чем-то вроде погон необычного пошива, а на бедрах висят два предмета: несомненный пистолет, только нестандартной модели, и что-то вроде тонкого меча. Военная форма, не иначе. Голову украшает оригинальная «диадема» — две каплеобразных хреновины, закрепленные на висках. Судя по отдельным деталям — что-то техническое, а не просто украшение.