— Похоже, Серж уже не такой остекленелый.
— Э! Он только внешне прост. Зепп, шлепни еще разок.
— Шлепни! С русскими только вступи в потасовку…
— Э! Брось ты свои тевтонские комплексы.
— Хватит, хватит, — поморщился я. — Уберите ваш несносный нашатырь. Право, что за манеры.
Из инсайта выходят так же, как в него входят — хлоп, и готово. Ни облачка на ясном челе, мышцы полны истомы, чувствуешь себя выспавшимся. Я с бодростью вернулся в бренный мир, готовый все понять и всех простить.
А вот с Оксаной получилось иначе. Ее успели поместить в реанимационный кокон. Под прозрачной крышкой к ней тянулись щупальца зондов, датчиков, струйных инъекторов. Одежда расползлась, клочья смыл раствор. Включились термостат и газорегулятор, сильный разряд электричества заставил биться остановившееся сердце.
Признаться, все эти действа меня пугают. Никогда не имел отношения к медицине. Не то что Круклис, имеющий отношение ко всему на свете. Насупив дремучие брови, этот нескромный мужчина сканировал живой мозг Оксаны и насвистывал бравурный мотивчик.
— Угрозы нет, — объявил всезнайка.
— Все же надо отправить ее на Гравитон, — осторожно сказал Абдид.
— Куда спешить? Все там будем.
Абдид нахмурился:
— Шутник! Отправляем, ребята.
Надев скафандры, мы перенесли Оксану во второй модуль парома. Зепп занял место пилота и приступил к предстартовой проверке.
Арбайтеры проворно разъединили кабели. Сработали катапульт-болты. Шар полыхнул дюзами, вздул клубы пыли, набрал скорость и пошел вверх, к сияющему Гравитону.
— Зара небось уже хлопочет? — спросил кто-то.
— А как же? — удивился Абдид. — Там всего будет даже с избытком.
Постояв на накренившейся платформе, все перешли в третий, последний модуль парома, софус которого не пострадал, поскольку в момент происшествия был отключен.
Расшифровка сенсограмм Оксаны и анализ всех прочих данных заняли минуту, но и этого показалось много. Мы ждали результата, не снимая скафандров.
— Вероятность биологической природы объекта — девяносто шесть целых и семь десятых процента, — доложил софус. — Неопределенность для единичных явлений не превышает допуска статистической модели. Коэффициент Грейнбриджа…
— Короче! — не выдержал я. — Давай сразу резюме.
— Нулевая гипотеза отбрасывается, — послушно изрек софус.
Ну, вот оно, случилось. За иллюминаторами по-прежнему расстилались неуютные пейзажи, продолжал буянить Оксанкин кратер, все так же равнодушно светил Виктим. И тем не менее перемена произошла. Да еще какая перемена. Все молчали.
На экране возник Сумитомо. Лицо его излучало не хуже Виктима.
— Большой софус Гравитона подтверждает выводы. Как только сообщение примут на Земле, ксенобиологи с ума сойдут. Да что ксенобиологи! Вся наука вздрогнет. Нобель обеспечен, я это просто гарантирую. Братцы, мы вошли в историю! Вляпались, можно сказать. Не заметили? И что с нами теперь бу-удет… Конгрессы, лавры, мантии, именные стипендии. Шутка ли — внеземную жизнь открыли! Кстати, как назовете своего монстра?
— Хвостоногим ухомахом, — оловянно сказал я.
Сумитомо прямо возликовал:
— Серж, дорогой, да в тебе бездна воображения! Вот не ожидал. Принимается и утверждается без обсуждения. Хвостоногий ухомах… Емко, образно, выразительно. И как быстро! Надо же.
— А что с Оксаной?
— Приходит в себя. Все, что ей грозит, так это пребывание в витатроне да неделя санаторного режима. Зара надеется, что разгадает и причину шока.
— Что-то не нравится мне твой бодрый тон, Сумитоша, — подозрительно объявил Круклис. — Небось заготовил ложку дегтя?
Губернатор вздохнул:
— Ложку серы, Парамоша-сан. Вы здорово растревожили Оксанкин кратер. Судя по сейсмическим данным, вот-вот начнется серьезное извержение.
— И что с того?
— Да так, ничего. Стартуйте немедленно.
— Привет! Что значит — стартуйте? А батискаф?
— Батискаф свое дело сделал. Даже если его еще и можно отыскать, в чем у меня лично сомнения глубиной эдак миль в пять, риск слишком велик.
— Ты же сам предупреждал, что второго батискафа нет.
— Парамон, о чем ты? Какой там батискаф! Вы сделали открытие, окупающее весь Гравитон-4!
Круклис выпятил челюсть.
— Я остаюсь.
Немедленно вмешался Абдид:
— Парамон, не валяй дурака.
— Я остаюсь.
— Лауру вызывать?
Круклис обозвал его ассирийским интриганом. Ответить оскорблением на заботу — это так по-человечески. Абдид умилился. Что тут скажешь?
Читать дальше