Александр Казанцев - Трагедия в Нью-Мексико

И старший из патологов доктор Браун, связанный не только устрашающей подпиской о неразглашении, но и клятвой на Библии в присутствии священника базы Корнуэлл отца Майкла, за невозможностью обратиться еще к кому-нибудь пришел за разъяснениями к нему.

— Сочтите это за исповедь, святой отец. Но сделанное нами препарирование неизвестного существа лишило меня покоя. Враг человеческий подкинул этого урода, чтобы усомниться нам в Священном писании.

— Похвально, сын мой, твое обращение к церкви, чтобы приобщиться к Святой Истине.

— Потому я к вам пришел, святой отец.

— Любой интеллигентный человек, не сомневаясь в вере, должен понимать Божественную символику Священного писания. Семь дней творения от вечности идут. И всяких динозавров и свет далеких звезд, миллиарды лет летевший к нам, в единый тайный акт включают.

— Где ж человек, подобный Богу, повелевшему ему жить и размножаться, когда у этой инопланетянки нет того, что отличало Еву от Адама?

— А кто сказал, что Всемогущий, звезды зажигая, планет не создал вокруг них и не позволил жизни там развиться?

— И разумные там лишь внешне человеко- или богоподобны?

— Почему внешне? Не знаем мы пока, каких нам братьев Бог сотворил. И к нам летя, мечтали ли они о встрече с лаской или посланцы дьявола они. Все в Высшей воле, доктор Браун. Останься с верою, сын мой.

Но доктор Браун был все же врач. Загадочные внутренности препарированного существа по-прежнему смущали его. Вот если бы не грозная подписка о неразглашении и поспешное сожжение пришельцев, американская наука внесла бы неоценимый вклад в познание мироздания. Но… сидящие вверху считают, что им виднее…

Законопослушным католиком остался доктор Браун.

Президент Трумэн сам позвонил директору ЦРУ, чтобы узнать, как продвигаются дела с раскрытием инопланетных тайн.

Он был раздражен упорством профессора Оппенгеймера, создателя первой атомной бомбы, который, терзаемый тем, что сделал, наотрез отказался от работы над более разрушительной водородной бомбой, предложенной венгерским эмигрантом Тейлором. Пришлось Оппенгеймера отстранить от совершенно секретных работ, к которым не допускать и сторонников пресловутого письма Эйнштейна и Сцилларда Рузвельту, протестовавших против применения атомного оружия, хотя они же и предложили его из опасения, что оно раньше появится у Гитлера.

Директор ЦРУ заверил президента, что все идет по плану и в отношении инопланетянина приведено в действие «оружие», превосходящее атомную бомбу, — Секс-бомба.

— А вы уверены, что она на них подействует? Мне, как президенту Соединенных Штатов, нужны гарантии безошибочности действий.

— Если командир космолета так беспокоится о своей дочери, значит он мужчина, самец и уязвим. К тому же по вашему совету, — продолжал докладывать шеф разведки, — ей уже удалось его убедить, что дочь жива и он может спасти ее от мучительных процедур. Несомненно, он поделится с нашей доверенной дамой своими знаниями, которые будут сейчас как нельзя более кстати. Если русские хотят иметь свою Хиросиму в кармане, то им надо преподнести что-нибудь покрепче.

— Будьте молодцом, Тэдди, — похвалил шефа разведки Трумэн. — Вы на правильном пути. Это говорит вам ваш президент! Видит Бог, СЕКС — великое дело и может нам помочь.

Сестра, явившись рано поутру к своему подопечному в военном госпитале, застала Коэна бодрствующим, принимающим у окна заряд утренних солнечных лучей.

— Вы завтракаете, сэр? Как это прелестно выглядит! Вы не будете ничего иметь против, если я присоединюсь к вам? Но мне придется сбросить с себя все, что мешает общению с солнцем, кроме мини-мини…

И, не дожидаясь ответа Коэна, она стала бесцеремонно раздеваться, причем делала это с непревзойденным изяществом классического стриптиза.

Коэн со смесью удивления и неловкости наблюдал за ее движениями.

— Считайте, что мы с вами на пляже. О'кэй? Как я выгляжу, на ваш взгляд? — говорила она, усаживаясь рядом с ним к окну и касаясь его голым плечом.

— Когда солнце разморит меня, мне так хочется в постельку. А вам? Нам надо крепить нашу дружбу, Коэ. Не так ли?

— Думаю, что не так, мадам, — прозвучало в мозгу секс-бомбы, не знавшей отказа испытанным приемам.

— Почему не так? Я вам не нравлюсь? У вас другие женщины? Скольких вы любили? Кого больше всего запомнили? Признайтесь! Мы же друзья!