Иван Ковтун - Азиатский аэролит

Гина лежала навзничь, неестественно запрокинув назад голову, правая рука была крепко прижата к груди, левая, вытянутая ровно, сжимала в ладони серую горсть земли.

Знакомый бело-шелковый платок поверх темно-синего платья пестрел кровавыми лепестками. Кровь запятнала и голубой вензель Г. М.

Нижняя губа так и застыла под ровной блестящей ниткой зубов. Сквозь опущенные стрельчатые ресницы смотрели мертвые стеклянные глаза.

Марич наклонился, тяжело упал коленями на сырую землю и сгорбленно застыл над трупом. Почему-то внезапно и бессмысленно пришла на память детская сказочка о красной шапочке, и в усталой, одеревеневшей голове стал ярко, со всеми подробностями, разворачиваться простой и наивный сюжет.

Робким нежным движением коснулся высокого чистого лба, сейчас же резко отдернул руку. Необычный странный холод током прошел через ладонь, пронзил все нервы. И на ладони так и осталось жуткое холодное прикосновение трупа.

Марич даже не услышал, как к нему подошел профессор. Когда тот неожиданно тронул его за плечо, он резко и испуганно поднялся с земли.

Виктор Николаевич, что с вами?

Марич посмотрел на Горского пустыми, лишенными мысли глазами и глухо, как в тяжком раздумье, сказал:

Это, знаете, моя бывшая… жена.

Профессор растерянно взглянул на Марича, раздвинул губы, собираясь что-то сказать, но не смог, а может, сдержался и затем, взяв за руку ученика, лишь покачал головой и тихо проговорил:

Какое несчастье, какое несчастье.

Молчаливо постояли еще немного, после Марич сбросил с себя плащ и осторожно накрыл труп. Но перед глазами все мелькала и цвела пламенная красная шапочка.

Пойдем? — сердечно обратился Марич к Горскому.

Они быстро зашагали навстречу отряду, который с радостными криками приближался к ним. По дороге Марич схватил профессора за руку и виновато улыбнулся:

— Простите, Валентин Андреевич, я же поздороваться с вами забыл.

Оба на ходу пожали друг другу руки.

* * *

Собственно, читатель, мне, как автору, больше нечего добавить к этим страницам.

Конец?

Но конец вы знаете без меня, потому что наверняка читали в прессе, что Совнарком ассигновал специальные средства на разработку аэролитной массы. Она составляет более 50 млн. тонн чистого никелистого железа.

Весной (об этом также подробно писалось в прессе) вернулись, живые и здоровые, участники экспедиции, чтобы, отдохнув, снова двинуться в путь, но уже не в Страну мертвого леса, а в Страну нового строительства — ведь залежи платины, открытые профессором Горским, имеют всемирное значение.

Ежегодно они будут давать Советскому Союзу что-то около… Но простите, читатель, увлекшись, я забыл, что не имею права об этом писать, потому что объемы добычи золота и платины являются государственной тайной.

Вы также, наверное, читали, что между Тайшетом и бывшей Страной мертвого леса налажена воздушная транспортная линия, а вскоре будет проложена железная дорога. Начнется строительство мощного металлургического завода, поскольку окрестные горы, как подтвердили исследования, таят в себе залежи меди, графита, руды.

Весной же, как вам известно, состоялся и процесс шпионско-вредительской организации. На скамью подсудимых села техническая верхушка Всесибирского платинового треста и некоторые из инженеров и служащих концессионных предприятий.

Перед пролетарским судом не предстали только Эрге, Самборский-Пауль, Люр и Трудлер, так как они погибли во время таежного боя.

Свидетелями на процессе, как мы знаем, выступили Горский и Марич. Аскольд не смог лично присутствовать на суде — он все еще оправлялся от болезни и только в конце мая наконец вернулся в Харьков и…

Вижу, читатель, вы хотите мне подсказать:

— И, конечно, женился на Майе, и роман закончился поцелуем.

Вот и не угадали.

Но не торопитесь. Я вижу, Аскольд вам нравится. Нравится он и мне. Итак, давайте лучше посвятим ему еще один специальный и последний раздел.

* * *

Поезд Москва-Севастополь остановился под крышей Харьковского вокзала. Из пыльного бурого вагона № 10 с киноаппаратом в руках выскочил похудевший юноша без кепки, с чисто выбритой головой.

Глаза его возбужденно блестели, а лицо сияло нетерпением и порывистостью. Как сумасшедший, толкая и сбивая с ног пассажиров, он бросился к выходу, добежал до прохода, ловко бросил билет контролеру и, не успел тот раскрыть рот, как юноша уже мелькнул у второй двери.

Он выскочил на площадь и помчался к такси, окруженному шумной толпой людей, которые претендовали на первенство и, помогая словами своим маневрам, пытались влезть в машину.