Канутти приподнял брови. Его пухлое тело по-прежнему покоилось среди подушек.
— Мы не обсуждаем наши военные проекты в подобном тоне, Нэйт. Наши прикладные тактические исследования — это…
— Хорошо, хорошо. — Брайс с трудом понизил голос, стараясь, чтобы он звучал нормально. — Убивать людей — это фундаментально, разумеется. Фактически часть жизни нации. Но эта плёнка…
Насмешка в голосе Брайса заставила Канутти вспыхнуть.
— Послушай, Нэйт, — сказал он, — то, что ты хочешь сделать, — это вмешательство в промышленный процесс. И, более того, в процесс, который и так прекрасно работает. Чего ты так завёлся? Да, плёнка немного необычна. Ну и замечательно.
— Боже мой, — не выдержал Брайс, — эта плёнка более чем необычна. Ты ведь и сам это понимаешь. Ты профессионал. Как химик ты сильнее меня. Разве ты не видишь, какая технология в ней заключена? Боже правый, соли бария и газообразный проявитель! — он внезапно вспомнил о катушке плёнки в своей руке и уставился на неё так, будто это была змея или древняя реликвия. — Это как если бы мы были… как если бы мы были пещерными людьми, вычёсывали блох из подмышек, и один из нас нашёл бы… ленту игрушечных пистонов… — он замолчал на миг, как громом поражённый, подумав: «Господи ты боже мой, пистоны!» —…и бросил её в огонь. Подумай о традиции, о технической традиции, следуя которой мы изготавливаем полоску бумаги и наносим на неё маленькие точки пороха через равные промежутки, чтобы услышать негромкое «хлоп, хлоп, хлоп!»
Или представь, что ты дал жителю Древнего Рима наручные часы, а он знал только о солнечных… — Брайс не закончил сравнение, задумавшись о пистонах, которые взрываются так громко, совсем не оставляя запаха пороха.
Канутти холодно улыбнулся.
— Что ж, Нэйт, ты очень красноречив. Но я не собираюсь так заводиться из-за штуки, которую придумала какая-то увлечённая исследовательская команда. — Он попытался придать голосу шутливый оттенок, чтобы смягчить свой отказ. — Едва ли нас посетил человек из будущего. По крайней мере, не для того, чтобы продать нам фотоплёнку.
Брайс встал, сжав коробочку с плёнкой в руке, и тихо сказал:
— Какая ещё, к дьяволу, увлечённая исследовательская команда?! Я готов допустить, — учитывая, что в этой плёнке вообще не применяются химические процессы, изобретенные за сто с лишним лет развития фотографии, — что эта технология разработана не на Земле. Или же где-то в Кентукки скрывается гений, который на следующей неделе начнёт продавать нам вечные двигатели. — Внезапно Брайсу сделалось тошно от этого разговора. Он повернулся и пошёл к двери.
Словно мать вслед убегающему в истерике ребёнку, Канутти сказал в спину Брайсу:
— Я не стал бы слишком много толковать об инопланетянах, Нэйт. Я, конечно, всё понимаю…
— Ну конечно, ты всё понимаешь, — сказал Брайс и вышел.
Он уехал домой первым же поездом монорельса, по дороге высматривая — или, скорее, выслушивая — мальчишек с пистонным оружием.
Выйдя из здания аэропорта, Ньютон уже через пять минут понял, что совершил серьёзную ошибку. Не следовало забираться так далеко на юг в летнее время, — как бы это ни было необходимо. Надо было послать Фарнсуорта или ещё кого-нибудь, кто купил бы недвижимость и всё устроил. Столбик термометра поднялся выше девяноста градусов [22] 90° F ~ 32 °C
. Тело Ньютона было рассчитано на температуры от сорока до пятидесяти [23] 40–50° F ~ 4,5–10 °C
, и он физиологически не был способен потеть. Когда в такси, по пути из аэропорта в центр Луисвилла, ускорение вдавило его по-прежнему чувствительное к гравитации тело в жёсткую спинку сиденья, Ньютону сделалось дурно почти до беспамятства.
Но за два с лишним года на Земле и десять лет физической подготовки, которую он прошёл ещё на Антее, Ньютон научился терпеть боль и твёрдо, одной силой воли, держать себя хотя бы в смутном сознании. Он с трудом перебрался из машины в гостиничный холл, из холла в лифт — который, к счастью, оказался медленным, с плавным ходом, — а из лифта в свою комнату на третьем этаже, где упал на кровать, как только коридорный оставил его одного. Через минуту он заставил себя добраться до кондиционера и переключил его на очень холодный режим, а затем снова рухнул на кровать. Кондиционер был хороший — из тех, что производились по лицензии на основе патентов, принадлежащих Ньютону. Очень скоро в комнате стало достаточно прохладно, но он оставил агрегат включённым, радуясь тому, что его вклад в науку об охлаждении позволил сделать столь необходимые ему уродливые ящички бесшумными.
Читать дальше