— С кого начнем? — спросил Кудряшов.
— Не вижу разницы, — ответил Ханов. — Ваську Крюкова я знаю.
— Тогда с Терентьева?..
— Все равно, — согласился я. — На безрыбье…
Терентьев, невысокий тщедушный парень в сером пальто и таких же серых брюках, нервно мял в руках черную кроличью шапку.
— Садитесь, — предложил Колесов.
Терентьев робко подошел к столу и нерешительно опустился на краешек стула.
— С какой целью вы приехали в Горноуральск? — спросил Кудряшов.
— Посмотреть город… — тихо, почти шепотом ответил Терентьев и сглотнул слюну. — Давно здесь не был.
— Когда вы сюда приехали?
— Двадцать первого…
— Значит, никакой другой цели у вас не было?
— Нет…
— А каким образом вы очутились на улице Нагорной, девять?
— Погреться зашел. Зима…
— И как же вы нашли этот дом?
— Проходил мимо, а тут какой-то мужик… Ну, в общем… зашел. Выпили… закусили…
— А после? — спросил я.
— После драка вышла.
— И все?
— Все, — Терентьев пожал плечами. — А что еще? Уж и в областной центр приехать нельзя, что ли?
— Можно, — устало произнес Кудряшов. — Можно…
Терентьева увели.
Следующим был Крюков. Он был крепко сложен, широк в плечах. Но лицо… Лицо испитое, под глазами мешки. Сизый, со склеротическими прожилками нос. Под левым глазом обширный кровоподтек. Слюна, скопившаяся в уголках рта. Трясущиеся, словно в лихорадке, руки.
— Часто пьем? — спросил Колесов.
— Случается… — неопределенно ответил Крюков. — Ну… в общем…
— И не надоело тебе? — Ханов огорченно покачал головой.
— Чо? — переспросил Крюков. — Я ведь это…
— Что это? Что? — накинулся на него Ханов. — Жену бросил, дома не живешь! Конченый ты человек, Крюков!
— Ну, да… — согласно закивал Крюков. — Ну… это… Я ведь пью, а она… ну… дите там, значит… растет.
— У вас богатейший запас слов, — невесело усмехнулся Кудряшов. — Как у Эллочки Щукиной.
— У нас живет?.. — живо заинтересовался Крюков. — Не знаю… Такой не слыхал…
— Это сейчас неважно, — отмахнулся Кудряшов. — Еще познакомишься.
— А-а… ну, да… — вновь закивал Крюков и осторожно потрогал пальцем синяк под заплывшим кровью глазом.
— Болит? — поинтересовался я.
— А-а… ну, да… То есть нет…
— С тобой много не наговоришь, — откровенно взорвался Ханов. — Но придется. Делать нечего. Кто это такой фонарь тебе подвесил?
— А? Ну, да… Этот… как его?.. Ну… козел один. Не нашенский.
— К Кругловой вы его привели?
— А? Ну, да… Знаете уже? Я… да он сам… ну… это… — Крюков наморщил лоб и поскреб нос грязным обкусанным ногтем. Он явно напрягал свою память, но контуженный алкоголем мозг отказывался повиноваться ему.
— Давайте по порядку, — решил я помочь Крюкову. — Какого числа это было?
— Двадцать первого, кажись, — наконец вырвался из пустоты Крюков. — Ну, да… точно… двадцать первого и было.
— Где вы с ним познакомились? Или раньше знали?
— Я? — переспросил Крюков. — Не-ет! Не знал. В тот день и… у магазина. У Зинки Кругловой пили… водка кончилась… ну, я и пошел… в магазин.
— Так, хорошо, — похвалил Кудряшов. — Дальше.
— Он меня спрашивает: «Где Нагорная?» А я говорю: «Тебе кого? Я там всех… ну… знаю». Он говорит: «Зинку Степанову. В двенадцатом доме живет. Может, знаешь?» «Нет, — говорю. — У нас в улице и дома-то такого нет. На одиннадцатом номере кончается. Одна, — говорю, — Зинка и живет — Круглова». Он говорит: «Мне ее не надо. Мне Степанову». «Нету, — говорю, — Степановой». «Жалко, — говорит. — Я к ей ехал. Чо делать-то теперь! Не лето, поди». Я ему говорю: «Деньги есть? Бери пузырь… Фатера будет. Погреешься…» Ну и это… пошли.
— С незнакомым человеком? — сделал Кудряшов удивленное лицо.
— А чо? Он ведь взял… четыре пузыря. Это… нормально… А? Ну, да… если подумать…
— Во сколько это было? — едва сдерживая смех, спросил Колесов.
— Часа в три…
— А сколько длилось ваше мирное сосуществование? — спросил Ханов.
— Хм… Чо? А? Ну, да… я это… пили…
— Из-за чего подрались, — прервал я Крюкова, заметив, что его вновь заносит.
— Из-за Гальки, — неожиданно занервничал Крюков. — Он… козел! Это… Ну, в общем…
— Ясно, — констатировал Кудряшов. — Подробностей не надо. Они нам известны.
Вечером в кабинете Кудряшова Колесов докладывал:
— Проверка личности Кругловой ничего не дала. Я опросил более двадцати человек, хорошо знавших ее. Никаких зацепок. Глухо, как в танке.
— Значит, если я правильно тебя понял, — спросил Кудряшов, — видимых причин для ее убийства нет?
Читать дальше