Дин Кунц - Душа тьмы

Нас загрузили в “ревунок” и повезли по заснеженным улицам в здание ИС. Мелинду заперли в одной камере предварительного заключения, а меня — в другой, где не было ни окна, ни острых предметов.

— Генерал Морсфаген увидит вас завтра утром, — сказал мне охранник, выходя.

— Подождать не может, — сказал я.

Дверь закрылась, щелкнул замок, и наступила тишина.

Я рухнул на кровать — застонали пружины матраса — и принялся размышлять о собственной тупости, о том, какой я идиот, даже с присоединенным к моему интеллектом Ребенка. Я возвращался домой, чтобы собрать вещи, хотя знал, что они придут за мной. Это окончилось гибелью тех, кто был в “ревунке”. Потом я отправился в тюрьму за Мелиндой — блестящий план, нечего сказать! — хотя должен был предвидеть, что они перестрахуются от неожиданностей. Вероятно, часть моего плана базировалась на хитрости Ребенка, но другая — на моей собственной вспыльчивости, а Морсфаген знал меня как свои пять пальцев — или даже лучше.

Посмотри на себя, Келли, твердил я себе. Единственный в мире эспер, впитавший психическую энергию самого совершенного гения — и все равно в проигрыше. А все твое нежелание расстаться с иллюзиями.

До встречи с Ребенком и лечением у компьютерного психиатра я воображал себя неким священным персонажем, блистательным произведением божественной воли, Христом Второго Пришествия. Но оказался не более чем человеком и должен был потерпеть полный провал, чтобы понять это. Я вмешался в течение событий, подобно Богу, но не сумел справиться со страхом и болью, потому что ни страх, ни боль не совмещались в моем представлении с образом божества.

Теперь, совместно с Ребенком, я начал, не сознавая того, вновь примериваться к роли Бога. Возгордившись — ну как же, я эспер с гением в мозгах! — с презрением относился к простым смертным. И при всей своей самоуверенности, своем таланте и интеллекте потерпел поражение, ибо недооценил врага, как первый кроманьонец недооценивал неандертальца — до поры до времени.

До поры до времени...

Я поднялся. Ярость улеглась, на смену ей пришла решимость. Ну ладно, пусть я и не Бог. Я не всезнающ, не всемогущ и не выше этих военных чинов. Мне не искупить былую дурость, но по силам стать тем, с кем они не сумеют совладать. Причина, по которой Морсфаген и прочие смогли меня поймать, проста: они менее могущественны, но зато лучше организованы и уверены в себе. А я несобран и полон сомнений. Настало время познать себя, понять, что я такое и на что способен. Описав несчетное количество кругов по комнате, я снова опустился на кровать и расслабился. В эту ночь я узнал себя лучше, чем за всю жизнь.

Я запустил сканирующие щупальца в поток моего собственного сознания. Никогда не делал этого раньше, хотя теперь это казалось мне самой естественной вещью в мире. Может быть, я всегда полагал, что знаю свои мысли и в достаточной мере осознаю сам себя. Но, разумеется, как и любой человек, не имел ни малейшего представления о том, что творилось в моей голове. Копаясь в неисчислимом множестве чужих умов, я считал свой собственный чем-то вроде неприкосновенной святыни. Скорее всего, я просто боялся того, что могу там обнаружить.

Я исследовал себя. Рылся в своих Я, сверх-Я и Оно . И обнаружил, что чище, чем мог надеяться. Конечно, кое-что возмутило и напугало меня, но я усмотрел в этом родство с людьми, несмотря на свое искусственное происхождение.

В ту долгую ночь я понял наконец природу общества. Я верно судил о людях, видел в них низших. Некоторые и в самом деле были ниже меня, некоторые — равны, а некоторые даже в чем-то превосходили. Каждый проблеск разумной жизни на планете столь индивидуален, столь отличен от других количественно и качественно, что обобщения просто недопустимы. А вот общество действительно ниже меня — я всегда это чувствовал, только истолковывал неверно. Не человек. Общество.

Общество — это совокупность индивидуумов, не превосходящая отдельных своих частей. Каждый индивидуум может справиться со своей сферой деятельности. В правительствах и учреждениях те, кто наделен властью, избран править, вершить политику, воплощать идеи в жизнь. Они избраны обществом, каковое их и поддерживает, а поскольку все члены общества рознятся между собой и голосованием избирается нечто среднее, руководящие посты занимает посредственность. Интеллигенты голосуют за интеллигентных кандидатов, но больше этого никто не делает: все прочие не доверяют интеллигентам. Реакционеры и фанатики голосуют за своих лидеров, но кроме них за этих лидеров никто не голосует. В конце концов средние люди избирают посредственность — просто потому, что они оказываются в большинстве. А поскольку посредственности не хватает способностей решить проблемы различных групп общества, они создают скверное правительство и столь же скверные общественные учреждения, не доверяя интеллигенту и не полагаясь на его мудрость и страшась реакционеров и фанатиков, потому что эти люди угрожают прогрессу (непонятной сущности, которая — так учат простых людей — охватывает все сферы их жизни). Таким образом, они подавляют интеллигентов и реакционеров и заботятся о себе подобных. Но посредственность всегда остается посредственностью, и ей не удается толком заботиться о них, а потому коррупция процветает. Так вот и получается, что отдельный индивидуум способен разрешить проблемы в сфере своей деятельности, общее же правительство управиться не способно — разве что ему случайно повезет.