Александр Тюрин - Конечная остановка - Меркурий

— Я за лейтенантом,— высказалось “доверенное лицо”, то есть Мухин, следом, в краткосрочном референдуме, посыпались новые “я”. В итоге, все почли за лучшее забраться в оставшиеся две машины.

Вот створки внешнего шлюза разошлись, и коптеры, похожие в этой воронке на парочку мух, стали взмывать вверх. Я сидел рядом с пилотом в первой машине. Шошана — во второй. И действительно, когда поднялись метров на триста, вертикальная скорость начала по-быстрому падать, хотя из моторов выжималась все большая мощность.

— Что ты думаешь по этому поводу, Шошана? — решил посоветоваться я с товарищем по несчастью и проблемам,— по-моему, жать на газ не стоит — двигатели надорвем, а то и похуже что-нибудь случится.

— Правильно, жать на газ не стоит. Это уже серьезно повредило здоровью наших предшественников. Определенная пульсация зовет меня лететь вдоль склона вниз.

Я этого еще не понимал, единственное, в чем был уверен — действовать надо от противного. Конечно, некую скважину ощущал и я. Но куда она ведет и зачем? Неужто можно безболезненно проскочить в эту глотку, затем беспроблемно преодолеть некий кишечник и выскочить из некой задницы? И в каком отхожем месте мы окажемся, даже благополучно завершив маршрут?

Нерассуждающий полубезумный пилот направил машину по новому курсу, как раз в ту сторону, куда и двигался город Васино. Несколько человек недовольно зароптало, но лично Мухин успокоил смутьянов.

— У вас есть предпочтительные варианты? Может, вы желаете обратно в Васино? Желающим выйти за борт могу предложить реактивные ранцы или простой пинок в гузку.

— Ладно, пусть этот бешеный лейтенант ведет,— заявил один коп, сам с безумными глазами проповедника. — Уж, по крайней мере, долго мучиться не придется. Так или иначе смерть всех трахнет. И тех, кто любил удовольствия, она трахнет особенно сильно. Поэтому спешно обращайтесь к покаянию, братки мои заблудшие.

Пока такие проповеди расслабляли, а вернее перенастраивали народ, линия горизонта стала напоминать горлышко опрокинутого кувшина. Коптеры уходили вдаль от него по какому-то тоннелю. Поверхность замкнулась со всех сторон, и с боков, и сверху. Причем это была не поверхность Меркурия, даже не стенки шахты, пробуренной к его центру. Спектральный анализатор пробубнил, что эта странная самозваная твердь ничего не излучает и не отражает, зато лихо поглощает волны во всех диапазонах.

— Оба борта, выключите двигатели,— скомандовала Шошана.

Правильно распорядилась. Скорость движения, вернее падения вдоль склона, резко превращалась в медленность и поэтому жечь топливо было бессмысленным, а может даже пагубным делом. Вскоре сделалась скорость никакой — вначале вертикальная, потом горизонтальная. То есть, мы зависли. Пейзаж вокруг был по-прежнему совершенно абстрактным, типа “черный мешок”. Только небольшое излучение в виде слабоэнергетических сверхдлинных волн слегка украшало его. За бортом имелся лишь почти стерильный вакуум. Нам было не до измерений гравитации, однако сила тяжести поубавилась весьма заметно. Мы висели в центре ничего и не видели никаких перспектив.

— Кажется, конечная остановка. Будем жить здесь, как тараканы в киселе,— отшутился Мухин, но вскоре сник. На лице Шошаны, которое я наблюдал по монитору, проступили бисеринки пота, как у рожающей женщины.

Наконец, она включилась.

— Терешка, запас энергии у нас накопился огромный. Ну, не у нас, а рядышком.

Я сразу заметил, что у нее открылось второе дыхание. В смысле, она нашла что-то вместо потерянного центра симметрий. И я вспомнил — именно сейчас, должно быть, материнское вещество приказывает долго жить и передает по наследству свое могущество.

Шошана правильно меня настропалила. На сей раз Меркурий трудно шел на контакт, потому что… был болен. И только когда пространственный полюс дошел до высшей точки напряжения, планета опустилась мне на руки раненым колобком.

На этот раз все было весьма человекообразно или, по-простому выражаясь, очень антропоморфно. Мои пульсации стали как пальцы, они бережно ощупывали раны колобка — колотые, резаные, выворачивающие — откуда хлестали потоки сил. Они устремлялись в воронку, где их встречали мириады сосущих ртов. Надо полагать, съедаемые энергии превращались в нитеплазму, из которой демон-паук усиленно ткал и прял Новый Мир, Новую Жизнь.

Наш с Шошанкой лозунг был ясен — держи, перехватывай, все равно пропадет. Мои пальцы-пульсации разошлись веером. Из всего потока требовалась лишь энергия, похожая на горячие жужжащие зерна. Я принялся выгребать их. Больно, красиво. Огненная рассыпчатая сила раздувала мой силовой кокон, срываясь с него вихрями, отшвыривала стенки тоннеля. Нитеплазма шипела от неудовольствия.