Наталья Соколова - Дезидерата

...говорю. Отец, слушая меня, не останавливается, идет дальше, мы огибаем угол дома, заворачиваем за него.

- Ах, вот как. - Отец как будто что-то взвешивает, обдумывает. - Тебе не нравится синий? Больше нравится рыжий? Ты переменил решение? Ну что ж!

Я понимаю, что сейчас произойдет ужасное, хочу помешать отцу, повиснуть на его руках, хочу плакать, просить прощенья, кричать, что я больше не буду, что я дово: лен синим, очень доволен. Но ничего не успеваю, каменею, не могу пошевельнуться, руки прижаты к бокам, горло сдавлено.

Отец спокойно, неторопливо, не меняясь в лице, открывает коробку.

Бросает на тротуар синий красавец-самолет, самолет грешит, отец поднимает ногу, наступает на него... раз и другой... я хочу зажмуриться, не видеть, не знать, но не могу, смотрю, и горячие горькие слезы...

Все вернулось. Стены кабинета, занавеси, лицо чужой женщины.

В чем дело? Ведь первый раз было другое, совсем другое. Ах да, изобретатель изменил настройку аппарата, при мне вертел рычажки.

Та настройка была идеализирующая, а эта, очевидно...

Писатель спросил:

- А вы можете повторить это без коробки?

И протянул руку, чтобы взять у нее аппарат.

Но не успел.

Она закричала: - Назад! Не трогать!

И прямо перед собой Писатель неожиданно увидел нацеленное на него дуло маленького дамского револьвера. Откуда Медея его извлекла - он не успел заметить. Из кармана брюк, что ли?

Не очень-то приятно, когда красивая женщина с решительным лицом держит твердой рукой маленький дамский револьвер, нацеленный тебе прямо а живот.

Тут не до шуток.

- Руки вверх! - скомандовала Медея.

- По-моему, это лишнее, - сказал Писатель, не поднимая рук. - Конечно, если вы будете настаивать, сударыня...

Она не настаивала. Она кусала губы и раздумывала - о чем? Его, естественна, интересовал ход ее мыслей. Мало ли до чего она могла додуматься, не спуская пальца с курка. Он. старый солдат, хорошо знал, что оружие иногда подсказывает человеку самые странные и ненормальные поступки. Оружие ведь сделано для уничтожения и, как всякая вещь, помнит, для чего сделано.

- Знаете, поднимать руки - это как-то глупо, - сказал Писатель, разглядывая на близком расстоянии черное отверстие ствола. - В этом есть что-то театральное. Тут в смешном положении и тот, кто поднимает руки... и тот, кто командует.

Она сказала медленно, как бы раздумывая вслух:

- Об аппарате достоверно знаете вы один. Только вы один держали его в руках... Значит, если я сейчас...

Дуло пистолета, направленное до этого ему в грудь, поднялось до уровня лба. Теперь оно было нацелено между глаз Писателя. Неприятный холодок пополз у него по спине. Рука Медеи помедлила и начала понемногу спускаться вниз, но очень нерешительно. Потом опять поднялась...

Писатель разозлился. Он не привык быть игрушкой в руках других. Привык сам решать свою судьбу.

- Ну, стреляйте, - сказал он сквозь зубы, пристально глядя ей в глаза.

Встал со стула и, огибая письменный стол, держась к нему спиной, медленно двинулся ей навстречу.

Внезапно она уронила револьвер на ковер. Закрыла лицо руками.

Плечи ее тряслись от рыданий.

Он спокойно подобрал револьвер с пола, поставил на предохранитель, положил на всякий случай в карман своей куртки. Такие нервные особы иногда довольно круто меняют решение.

- Успокойтесь. Придите в себя Хотите, я сварю вам черный кофе? Ничего страшного не произошло. Как вы сейчас себя чувствуете?

Она сидела в кресле, по-прежнему не отнимая рук от лица. Писатель решил, что надо дать ей оправиться, не стал больше задавать никаких вопросов.

Он пошел на кухню, налил стакан воды и принес. Медея сидела, устало уронив руки на колени. Глаза у нее были заплаканные, но, когда он вошел, она нетерпеливо, раздраженно отвернулась к стене.

Не стала пить, оттолкнула его руку со стаканом.

- Видите ли, сударыня, что касается вашей версии о сумасшествии... сказал Писатель, стряхивая капли воды с рукава домашней куртки. - Я бы не советовал вам на ней настаивать. Аппарат явно известен не мне одному. Известен, скажем, сотрудникам компании "Око Ра". Иначе компания не преследовала бы изобретателя так настойчиво. Они там не любят сорить деньгами, а преследование стоит денег - и немалых. Очевидно, совет генерал-директоров считает вашего мужа вполне нормальным, а аппарат реальностью. Да он мне сам сказал, что Флора, знаете, эта бывшая...

Из всего, что Писатель говорил, она, кажется, услышала только женское имя - Флора. И вскинулась с невероятной яростью, как пантера, которая бросается на добычу. Писатель даже испугался.