Наталья Соколова: Пришедший оттуда

- Для каждого его случай - совершенно особый случай.

И тут я не выдержал. Стукнул со всего маху кулаком по столу, раз и другой, так что заплясала крышка чернильницы, рассыпались скрепки.

- Ребенок умирает... задыхается, понимаете вы или нет, черт вас подери? Вот сейчас, сию минуту задыхается, хрипит... Что вы, деревяшка, как этот стол? Ничего не чувствуете, что ли? Да, вы не обязаны - по службе, по занимаемой должности. А по человечности? Да как вы... Да как вам...

Кричал я, должно быть, бессвязно, а выглядел глупо. Тюрбанно-марлевые головки заглядывали в дверь. Но мне было решительно все равно, что обо мне подумают.

- Позвольте, вы не имеете права, тут служебное помещение. И я не допущу... - начал было начальник смены.

Я отодвинул его и пошел прочь из тихого белого цеха, который до этого казался мне таким мирным, таким уютным и безмятежным.

Промелькнули длинные столы с пунктирными линиями ламп дневного света, наклоненные девичьи лица. Двери, еще двери. Закругляющийся коридор. Какие-то склады, стеллажи...

Опомнился я в большом застекленном пролете, похожем на ангар, где вспыхивали огни электросварки, - сборочный цех остался далеко позади. Что же я натворил? Зачем погорячился? Надо было вести себя иначе - сдержаннее, умнее, политичнее. А как? Просить, клянчить? Я к этому не привык. Сроду никогда ничего не клянчил - ни жилплощадь, ни прибавку к жалованью. Если надо, дадут. Вот как я всегда рассуждал. Работал себе и работал, пороги у начальства не обивал.

"Да, - говорил внутренний голос, - ты прав, если это зарплата или жилплощадь. Но если это жизнь твоего сына... Тогда как? Тут надо уметь и просить, и клянчить, и требовать, и за горло брать. Надо забыть, к чему ты привык и к чему не привык, что выносит твой характер и что он не выносит. Наплевать! Ты должен. Должен добиться, настоять на своем, получить, вырвать..."

Открылась боковая дверь, и я увидел Андрея с его широкой грудью, облепленной свитером, и хорошо посаженной на плечах крупнокудрявой головой.

- Что с вами? - опросил он, гася улыбку, приглядываясь ко мне. Выслушал. - И куда же вы теперь?

Я сказал, что иду в партком. Расскажу все как есть, буду добиваться...

- Так. - Андрей нахмурил темные брови. - Идем обратно на сборку.

Он вошел в клетушку, причем как-то сразу заполнил ее всю. Сказал начальнику смены:

- Ну, вот что, Каменский, ты дурака не валяй.

Тот ответил холодно, размеренно:

- Я принял правильное решение. Я не обязан. Никто не может меня заставить по требованию постороннего лица...

- Не обязан. Но сделаешь.

- В первых числах.

- Сегодня.

- Комитет комсомола тут вообще ни при чем. Ты не командуй! Это, в конце концов, чисто производственный вопрос.

- Чисто производственных вопросов не бывает. Не встречал. Это вопрос человеческий.

Они перебрасывались быстрыми короткими репликами. Разговор напоминал поединок. Я чувствовал себя лишним.

- Новый состав комитета берет неверный тон. Диктат, давление... Каменский покосился в мою сторону. - Ну, мы еще к этому вернемся.

- Ты что, хочешь получить по шапке не от нас - от парткома? Я тебе это устрою, - пообещал Андрей.

- Один придет с просьбой, другой, третий. А интересы государства...

Андрей вспылил, сжал кулаки.

- Интерес государства в том, чтобы дети росли здоровые и веселые. Ничего интереснее для него нет. А если ты этого не понимаешь...

Румянец негодования совсем по-юношески окрасил его щеки.

Вошла женщина, сказала, что Ценципер разыскивает меня по всему заводу, дозвонился в техчасть. Я поднялся за ней на антресоли, откуда хорошо был виден весь цех в его кафельном сиянии, с радиально расходящимися столами, обрамленными белыми тюрбанами. Взял телефонную трубку, услышал бодрый голос Ценципера. Ценципер интересовался, как у меня дела.

- Каменский? Хм. Так вы попали на этого молодого людоеда? Смешное дело - человек делает сто сердец за смену, но позабыл сделать еще одно: для себя. Игра природы. Ну, есть люди кроме Каменского на сборке, вот я сейчас перезвоню... Ах, Андрей взялся? Андрей - это личность. Я со своей стороны тоже...

Голос пропал.

Когда я вернулся обратно, спор уже утих. Андрей, сидя в углу, читал "Советскую Россию". Каменский сказал мне очень вежливо, просеивая сквозь пальцы пряди своих ровных волос и укладывая их назад: "Я сейчас распоряжусь, чтобы поискали то, что вам нужно. Да вы сядьте. Вот стул..." Он ушел, подтянутый, аккуратный, в хорошо отглаженном белом халате, из-под которого выглядывал воротник сиреневой рубашки с узлом галстука.