Луи Тирион - Несгибаемый коммодор

Отблеск глаз Ноосики был тщательно подобран из сотен возможных оттенков, предлагавшихся чародеями науки красоты.

— Прине, — позвала Ноосика.

У служанки были такие же огромные, как и у хозяйки, глаза, и тоже без зрачков. Они напоминали водную гладь, трепетно колыхавшуюся и чуть менявшую цвет в зависимости от мелькавших у нее в голове мыслей. Прине подошла слегка пританцовывая.

— Желаете надеть драгоценности, госпожа?

— О, — вздохнула Ноосика, — сегодня ничего, только матово-золотой обруч на лодыжку, чтобы не забывать, что я — всего лишь рабыня. Что-то у меня не очень светло на душе.

— Да какая же вы рабыня, госпожа! — воскликнула служанка. — И как только язык у вас поворачивается говорить такое. Вам же завидуют все женщины Империи Ста Тысяч Планет. Уже тысячу лет вы — единственная властительница сердца нашего Повелителя, источник его радостей и удовольствий. В сущности, настоящий владыка Империи — это вы, моя госпожа! Аршо на этот счет не ошибается!

— Аршо? Что он еще такое вытворил?

Прине как раз заканчивала облачать Ноосику в белоснежный батист, опоясав талию госпожи орфировой лентой с сиявшими неописуемой красотой четырьмя затененными ворсами.

— Аршо привез Повелителю двух трясунчиков, обитающих, кажется, на Таморе, где-то на краю света. Он обожает этих зверушек. Жаль только, что они так быстро погибают. — Она прошлась широким гребнем по пышным волосам Ноосики. — О, как бы этот Аршо хотел, чтобы Повелитель и думать о вас забыл. Только вчера он доставил ему шесть женщин со Стира — черных и ужасно волосатых. И это уже после того, как он подсовывал ему мальчиков из Иксора и живые колонны с Жаспы.

Ноосика рассмеялась.

— Ты беспокоишься по пустякам, Прине. Это все — не более чем забавные безделушки. — Она взглянула на служанку своими лучистыми глазами. — Не забывай, что, когда Повелитель установил свой контроль над Мозгом, ты была еще совсем девчушкой, дочкой Бхора. Тебе неведомо, каким был тогда наш мир — без гипно, игр и всеобщего изобилия. Тогда люди жестоко боролись за жизнь, старели, еще рождались дети, а Империя каждый год становилась больше на десять новых планет. — Наклонившись к Прине, она ласково потрепала ее по голове. — Если бы ты все это познала, глупышка, то поняла, что Аршо не опаснее обыкновенного ловкого фокусника.

Прине в этот момент занялась руками Ноосики, такими нежными и хрупкими, что, казалось, кроме как для ношения украшений, они больше ни на что и не годятся.

— Видите ли, госпожа, я частенько размышляю об этом и не представляю, что бы я делала, случись мне покинуть Дворец о Семи Вратах. Ведь вне его стен жизнь настолько пуста и печальна! Никто не работает, скукотища смертная — вот и рвутся все на эти игры. — Она вздохнула. — Неужели вы, госпожа, хотите сказать, что до того, как Повелитель подчинил своей воле Мозг, все в этом мире было по-иному, лучше? Но я не раз слышала, что тогда, напротив, всюду царили анархия и беспорядок, что Совет Семи Мудрецов не справлялся с управлением — настолько оно оказалось сложным. Дальние планеты то и дело бунтовали, катастрофы следовали одна за другой, в космосе свирепствовали пираты, а всего в нескольких световых годах отсюда варвары предавались грабежам. И только Мозг покончил с этим, установил повсюду незыблемый порядок. А Повелитель принес нашему миру достаток, ввел игры. С его приходом воцарились мир и спокойствие.

Ноосика вслушивалась в распевный голос служанки.

— Говоря об этом, ты, Прине, почему-то очень печальна.

— О, — тут же откликнулась служанка, — что же удивительного в том, что мне так грустно? Ваша красота вам во благо. Повелитель не устает любоваться вами. А что я? Никто и не взглянет на бедную служанку, а когда я оказываюсь в городе, то с горечью отмечаю, что мужчины предпочитают предаваться утехам гипно. Они и глаз не поднимают на женщин. Ни один не станет любовно подбирать для нее одно из этих чудных изделий с миллионами граней, которые так хороши, когда ими украшают грудь. А дети? Они сегодня мужчине не нужны, поскольку мы больше не умираем. Поэтому вы должны понять меня, госпожа. Если вдруг придется уйти из дворца, я предпочла бы просто умереть. — И она тяжко вздохнула.

— Тем не менее остальным-то женщинам нет до этих вопросов никакого дела. Они сами все время пялятся в гипно. — Ноосика поднялась и подошла к клетке, забранной четырьмя прутьями, в которой дремали три рысенка с лоснящейся ярко-красной шерсткой. Она открыла дверцу. Проснувшись, рысята тут же оживились и принялись чарующе мурлыкать.