Юрий Тупицын - Инопланетянин (сборник)

— Вы не могли бы свести меня с этим молчаливым нарочным?

— Не думаю, что это даст результат. К тому же я связан словом, а мое слово — слово твердое. — Серлин проговорил это и добавил после паузы с хитринкой: — Но я могу свести вас с другим человеком, который, по-моему, может оказаться вам очень полезным.

К Парижу незаметно подкрадывалась зима: дожди становились все холоднее, ветер — злее, а в солнечные дни воздух обретал непривычную прозрачность, насыщая краски и растворяя полутона. Прошедшей ночью ветер и дождь похозяйничали вволю и основательно пощипали деревья. Вялые, размоченные дождем, терпковато пахнущие листья были рассыпаны по асфальту, зримо олицетворяя собой печаль неизбежного увядания всего живого. Полуоголенные кроны деревьев обессиленно плавали во влажном, затуманенном дымкой воздухе. Тяжелые облака с трудом тащились над самыми крышами, смазывая временами верхушки высоких зданий. Иногда они не выдерживали тяжести несомой влаги и сыпали на город мелкий и неожиданно теплый дождь. Дождь дремотно-лениво стучал по листьям и все-таки ухитрялся сбивать некоторые из них. Чаще всего это были не пожухлые, а тяжелые спелые листья, украшенные индейским загаром. Они обламывались у самого основания черешка и не плавали в воздухе, как это полагается уважающим себя осенним листьям, а беспорядочно валились вниз, и дождь равнодушно и деловито принимался вколачивать их в промытый асфальт.

Уже шестой день Рене Хойл болтался в Париже, ведя жизнь бездельника-туриста. Дело неожиданно застопорилось, хотя начало было весьма удачным. Воспользовавшись телефоном, который ему дал Бенгт Серлин, Рене без труда связался с Марселем Шербье и договорился с ним о встрече. Шербье был пышущим здоровьем сорокалетним холостяком. Квартира у него была совсем не по-холостяцки ухоженной, обставлена не крикливо, но с комфортом и большим вкусом. Шербье, типичный пикник — низкорослый, плотный, розовощекий, с большой сияющей лысиной во всю голову, — не переставая ни на секунду болтать, сноровисто сварил крепкий кофе и подал его к столу вместе с холодной водой.

С Бенгтом Серлином Шербье познакомился совершенно случайно, они оказались соседями в авиалайнере, летевшем в Нью-Йорк. Бенгт летел в Штаты на шахматный турнир, а Шербье — по делам, связанным с компьютерной техникой и машинным программированием. Конечно же, Марсель, утомленный однообразием трансокеанского перелета, не выдержал и быстро втянул Серлина в оживленный разговор. Он очень удивился и обрадовался, узнав, что летит вместе с известным гроссмейстером, пожелал ему блистательных успехов в турнире, расспрашивал о заработках, о турнирной обстановке и вообще о шахматном житье-бытье. Бенгт рассказал ему несколько анекдотов и совершенно правдивых историй о чудачествах известных шахматистов. Шербье хохотал и в ответ угостил Серлина анекдотами из сферы кибернетики и ученого мира.

В общем, они легко сошлись и весело и незаметно провели утомительные часы перелета. Но Серлин заметил, что Марсель нет-нет да и посматривал на него с каким-то странным, хитроватым выражением. Датчанину это в конце концов надоело, и со свойственной ему прямотой он поинтересовался — с какой стати его разглядывают, точно манекенщицу или музейный экспонат.

— Боже мой! Да я музеи терпеть не могу, а на манекенщиц, вы уж мне поверьте, смотрю совсем другими глазами. — Шербье обезоруживающе рассмеялся и покачал головой. — До чего же обидчивы шахматисты! Дело в том, что я тоже некоторое время занимался шахматами.

Серлин привык к такого рода признаниям и последующим просьбам сыграть хоть одну-единственную партию, поэтому без всякого интереса, лишь из вежливости спросил:

— И как? Успешно?

Шербье махнул короткой полной рукой:

— Вы знаете, что такое фортран, Бенгт?

— Вино?

Марсель затрясся от смеха.

— Минеральная вода?

Шербье замотал головой.

— Не гадайте, — сказал он, преодолевая смех. — Это либо знают, либо уж не знают. Фортран — это один из наиболее перспективных машинных языков, дорогой гроссмейстер. Тех языков, на которых ученые всего мира независимо от их национальности и специализации беседуют с компьютерами. Понимаете?

— Понимаю, — несколько суховато ответил Серлин (он не любил, когда над ним смеялись). — Но какое отношение к шахматам имеет этот ваш фортран?

— Самое прямое, — с удовольствием и оттенком таинственности сообщил Шербье. — Вместе с одним одаренным ученым, богатым человеком и, мягко говоря, большим оригиналом, я переводил содержание некоторых формальных операций с фортрана на язык шахматных задач. Получались какие-то идиотские композиции! Три, а то и четыре короля на нормальной шахматной доске, представляете?