Александр Казанцев - Том (9). Клокочущая пустота

– И вы верите, что Сирано мог общаться с инопланетянином?

– Не верю, а убежден.

И это правда! Однако в остальном образ Сирано отнюдь не документален, принадлежа гипотетическому персонажу фантастического произведения.

Конец

1982–1985 гг.

Москва – Переделкино

Так начинает свой сонет «Ода фантастике» этот признанный мастер научно-фантастических романов, повестей и рассказов.

Осмысливая роль писателя в процессе развития фантастики, важно понять, что роднит его с литературными предшественниками и современниками, как именно понимает он специфику избранного жанра. Ответы на это содержат публицистические выступления и статьи А. П. Казанцева. «Я считаю себя учеником Алексея Толстого. Его беседа со мной, только начинавшим свой литературный путь, помогла мне окончательно выбрать то направление в фантастике, которого я придерживался всю жизнь», – пишет он в статье «Фантастике надо верить!». Заглавием ее послужила сказанная автору фраза Алексея Николаевича, признававшего необходимым свойством фантастического произведения его правдоподобие, связь с реальностью.

К единомышленникам А. Толстого в жанре научной фантастики Казанцев относит И. Ефремова, В. Обручева, А. Беляева – создателей широко известных научно-фантастических книг, в которых среди других проблем исследуются характеры энергичных, самоотверженных людей, готовых к научному подвигу, идущих на риск во имя великой цели. Как и эти писатели, Казанцев стремится с помощью творческого воображения проникнуть в различные исторические эпохи, запечатлеть вдохновенных творцов и мыслителей, чьи идеи определяют искания человечества в прошлом и будущем, затрагивают животрепещущие проблемы современности.

Писатель исходит из того, что нельзя превращать вымысел в самоцель, отрывая его от действительности, пользуясь беспредельными возможностями мечты. «Фантастика, в особенности научная фантастика, ограничивает фантаста требованиями правдоподобия нарисованного, короче говоря, жизненность фантастики определяется ее реальностью!» – замечает он в предисловии к книге одного из молодых авторов. Казанцев всегда старается найти подтверждение достоверности фантастической выдумки, окружить ее знакомыми, зримыми деталями, чтобы вызвать доверие читателя к повествованию, звать за собой, заставить переживать за судьбы героев, чьи поступки и чаяния должны стать близкими и понятными.

«Фантастика фантастике рознь…» – предостерегает писатель. Призвание подлинно художественного фантастического произведения – «помочь науке сделать правильный вывод из сегодняшней мечты». Соединить фантазию с идеями добра способен энтузиаст, оптимистически смотрящий в будущее, активностью своей, своей полезной деятельностью отличающийся от необузданного фантазера или беспочвенного мечтателя. К подобным энтузиастам научной фантастики относится и сам Казанцев, введя для многих своих романов подзаголовок «роман-мечта».

Острейший вопрос современности – вопрос о мире во всем мире – звучит у него постоянным призывом к бдительности прогрессивных сил всего человечества. Памфлетные краски в изображении врагов социализма, вызванные спецификой жанра, не всегда учитывались критиками Казанцева, видевшими во вполне оправданном литературном приеме плакатности слишком контрастное разграничение на положительных и отрицательных героев и порицавшими автора за якобы художественную бедность. Однако достаточно внимательно перечитать его произведения, чтобы понять стоящую перед ним задачу, определившую в конечном счете художественное воплощение замыслов.

«Эта книга – памфлет, – пишет он о своем первом романе „Пылающий остров“. – …Он вроде увеличительного стекла. В нем все немножко не по-настоящему, чуть увеличено: и лысая голова, и шрам на лице, и атлетические плечи, и преступления перед миром, и подвиг… Но через такое стекло отчетливо виден мир, разделенный на две части, видны и стремления людей, и заблуждения ученых».

Много раз (известно более 20 редакций) возвращался автор к переработке своего произведения, желая усилить его художественное воздействие, углубить образы героев романа. Не случайно в переиздании 1983 года стоит целая цепочка дат написания: 1935–1941–1955–1975 гг., что характерно и для других книг Казанцева и свидетельствует о его требовательности к своему труду.