Сергей Саканский - Искатель, 2013 № 04

— Да, — сказал он. — Я тут подумал… Знаешь, Ося, видишь ли, я полагаю, что, скорее всего, нет, пожалуй, точно…

— Ты можешь выбраться из придаточного предложения? — ехидно спросил Иосиф, продолжая обнимать Марину за талию.

— Да. Я хочу сказать, что люблю Марину.

— Ну, ты даешь! — Неизвестно, чему больше изумился Иосиф: тому ли, что друг влюбился в его невесту, или тому, что Вадим произнес вслух слова, которых Иосиф никогда от него не слышал.

Отсмеявшись, Иосиф спросил:

— Я тебе говорил, что мы с Мариной собираемся пожениться? Вообще-то это чистая формальность, мы довольно давно живем друг с другом, верно, Мариш?

Марина, не отрываясь, смотрела Вадиму в глаза и молчала. То есть молчала, если слушать ушами, а если читать взгляды, что сейчас Вадиму почему-то удавалось, она сказала с неопределимым пренебрежением:

«Может, и собираемся. Может, нет. Я еще не совсем решила. По правде говоря, совсем не решила».

«Значит, открыты все возможности?» — спросил Вадим.

«Конечно», — спокойно ответила Марина и, убрав руку Иосифа со своей талии, пошла к двери. С порога сказала:

— Ося, я пойду пройдусь. Вадим, я буду в беседке.

И вышла.

— Ты что, серьезно? — помолчав, спросил Иосиф.

Вадим пожал плечами.

— Ты же ее только пару часов назад увидел.

Вадим молчал.

— Так чего ты ждешь? — насмешливо произнес Иосиф. — Мариша терпеть не может, когда ее не понимают. Она говорит мало, обычно намеками, художник, она не словами разговаривает, а образами.

— Я…

— Иди-иди. Марина тебе мозги на место поставит, это она умеет. — Похоже, Иосиф был так уверен в своей невесте, что решительно не желал принимать Вадима всерьез.

Изучая физику в университете, я, конечно, достаточно много читал о многомировой интерпретации, знал не только об эвереттовских, но и об инфляционных, лоскутных, струнных и других теоретически описываемых типах множественных вселенных, но все тот же пресловутый термин «параллельные миры» не позволял сопоставить мои наблюдения, число которых к концу учебы достигло пятисот шестидесяти трех, с идеями квантовой физики, в то время уже, безусловно, существовавшими.

После окончания университета мне посчастливилось продолжить учебу в Амстердамском институте передовых исследований, где моим руководителем стал профессор Пауль Квоттер, чьи труды по квантовой оптике лежат в основе современной теории квантовых компьютеров — устройств, связавших множество ветвей многомирия едва ли не в большей степени, чем теория склеек и современная физика межмировых пересечений.

Именно профессор Квоттер в первый же день нашего знакомства, экзаменуя мои знания по предмету будущей совместной работы, поинтересовался, какие проблемы современной физики занимали меня в студенческие годы и какая физическая загадка меня взволновала в свое время до глубины души. Разговор был приватный и по душам (впоследствии мы много времени проводили, обсуждая не столько текущие проблемы — их мы решали в лаборатории в рабочем порядке, — сколько те проблемы и задачи, которые считались в физике маргинальными), и я рассказал Квоттеру о своих, как я тогда выразился, квазинаучных экспериментах. К моему удивлению, профессор отнесся к моему рассказу очень серьезно, хотя я, предполагая отрицательную реакцию научного руководителя, излагал студенческую историю в тоне ироническом и даже с некоторым пренебрежением к самому себе: вот, мол, какие странные идеи приходили в голову, пока я не набрался серьезной учености…

Помню, что сказал Квоттер после того, как попросил показать ему мои записи и прочитал их очень внимательно, указывая на систематические и методологические ошибки.

«Вадим, — сказал он, — это проблема из тех, попытка решить которые может привести к одному из двух результатов: или к полной неудаче и потере авторитета среди коллег, или к Нобелевской премии».

Пока я пытался осмыслить сказанное, профессор добавил:

«Научного авторитета у вас, к счастью, пока нет никакого».

Больше он ничего не сказал, а на следующий день началась рутинная работа над диссертацией, и на некоторое время я не то, чтобы забыл о пропадающих и возникающих предметах, но у меня просто не было времени возвращаться к этой задаче.

Вспомнил я о ней, когда в экспериментах по квантовому запутыванию мы пришли к тупиковому варианту: квантовый компьютер из шестисот кубитов начал производить на выходе белый шум в ответ на любую поставленную задачу. Эта же проблема — возникновение белого шума при увеличении числа кубитов в системе — возникла примерно в то же время у всех физиков во всех лабораториях, занимавшихся квантовой оптикой. Понятно, что это была не ошибка эксперимента, а системная проблема, связанная с нашим еще очень недостаточным пониманием процессов, происходящих в запутанных квантовых системах даже относительно невысокой сложности.