Сергей Саканский - Искатель, 2013 № 04

Серый думал, что это будет выглядеть так, будто бы он заснул и проснулся: заснул в себе, а проснулся — в Тарасе. Так и Бурышев предполагал.

Все оказалось иначе, и немудрено, ведь это был первый в истории эксперимент, и никто, даже сам подколодный гений, не знал его деталей.

Серый очнулся нигде. Это была тьма, будто в катакомбах. Когда-то в юности, в то лето, когда он поступил в институт связи, который, впрочем, не окончил, отец премировал его поездкой к морю, в Одессу, и он был на экскурсии в катакомбах, и экскурсовод предложил посмотреть, как будет выглядеть настоящая тьма, и все погасили свечи…

И теперь была тьма. Истинная тьма, как в катакомбах. И тишина. Глубокая тишина, каменная, да, именно какая-то каменная, будто его залили бетоном, и во все стороны простирается глухой цементный камень.

И еще. Казалось, будто закончилось само время. Будто бы больше нет никакого движения реальности, потому что никогда не произойдет никаких событий…

Свет. Серый двинулся в сторону света, одновременно осознав, что может перемещаться в своем новом пространстве. Это казалось домом с узкими продолговатыми окнами. Нет, это глаза. Его несло к какому-то чудовищу, чьи огромные глаза светились впереди. Он не чувствовал ни рук, ни ног, но будто бы упирался руками и ногами во что-то, пытаясь препятствовать этому движению, пока не понял, что оно неизбежно.

Глаза приближались, страшные, кровавые, с красными капиллярами, и вдруг он понял, что они вовсе не огромные, а это он сам маленький, и видит он эти глаза изнутри. Так вот в чем дело… Еще мгновение, и он плюхнулся в эти глаза, будто надев на лицо маску, и в руки влез, как в перчатки, и в ноги, как в охотничьи сапоги.

Он очнулся. Прямо над ним стоял человек в белом халате. Спросил:

— Как ты себя чувствуешь?

— Это… — пробормотал Серый, с трудом овладевая чужими губами. — Я уже в нем?

Лекарь говорил голосом Бурышева, но Серый не узнавал его. Бурышев усмехнулся и достал из кармашка халата круглое зеркальце. В желтом кольце был Тарас Балашов с перекошенным, как от инсульта, лицом, узнанный лишь по кокетливой ямочке на подбородке.

— А он где? — спросил Серый.

— Там, — Бурышев указал зеркальцем в сторону, где стоял стол и большой черный компьютер. — Он там! — доктор подошел к столу и постучал ладошкой по корпусу компьютера.

Серый приподнялся на локтях того, кто сидел в этом ящике, все же чувствуя, что эти массивные руки наливаются им самим.

— И надолго он там?

— Откуда мне знать? Я могу его просто «делит» — удалить. Но это будет убийство.

— Ну-ну.

— Что «ну-ну»? Удалить? Мне не хотелось бы.

— Не удаляй.

— Правильное решение. Он мне пригодится для экспериментов. Правда, еще не знаю каких.

В голове шумело, казалось, что там вращается точно подогнанный под кость черепа, гладкий пластиковый шар. Будто планета, горячая, как солнце, и оранжевая, как апельсин.

Впрочем, это движение прошло, когда он увидел свое тело со стороны: жизнь, полная героизма и предательства, милосердия и насилия, благородства и лжи, — теперь лежала перед ним в образе пятифутового трупа. Или нет? Он пригляделся…

— Что такое? — чуть ли не с ужасом воскликнул Серый. — Он дышит!

— Он живой, — невозмутимо ответил Бурышев. — Без разума, но кровообращение и прочее в порядке. А теперь отвернись. Я должен сделать ему инъекцию. Несколько кубиков воздуха в вену. Потом отвезем его и положим у тебя в берлоге…

— Я сам, — сказал Серый и попытался встать.

Его качнуло, он схватился за край кушетки и упал на пол. Прошептал:

— Что-то не то…

— Я все сделаю, — сказал Бурышев, помогая ему вновь взобраться на ложе своего второго рождения.

— У меня отнялись ноги! Я их не чувствую совсем, — с отчаянием воскликнул Тарас-Серый.

— У одной крысы такое было… — задумчиво проговорил Бурышев.

— И что с крысой?

— Она не умерла, — уклончиво ответил он.

— Она выздоровела? Совсем?

— Да. Но ей пришлось для этого немного полежать в реанимации.

— Отменно! — сказал Серый, чувствуя, как в голове снова кружится шар.

— Я все сделаю сам. Отвезу тело. И укол, пожалуй, сделать надо будет уже там. Трупное окоченение, понимаешь ли…

Это было последнее, что он слышал, всем своим существом утягиваясь в этот вращающийся огненный шар.

В квартире на Соколе Серый очнулся уже окончательно, впервые за последние дни оставшись один. Он долго стоял перед зеркалом и рассматривал настоящего Тараса Балашова. Перед ним было другое лицо. Он не мог этого объяснить, но Тарас в зеркале, был не совсем тот Тарас, которого он видел раньше.