Теодор Старджон - Нерасторжимая связь

На одном из столов лежала куча чего-то, напоминавшего горелое мясо, вперемешку с топленым животным жиром. Это месиво дурно пахло - но не гнилью, а кислятиной и сыростью, если к запаху подойдет такая характеристика. Кроме того, ощущалась резкая вонь едких химикатов, от нее свербило в носу.

Муленберг снял с головы сырой халат и бросил в угол. Потом приблизился к столу, мрачно оглядел лежавшее на нем. И вдруг заметил в месиве кость.

- Ну и дела, - прошептал он.

Потом обошел вокруг стола, ткнул пальцем куда-то в середину кучи и тут же отдернул руку. Тогда он взял со стола щипцы и вытащил ими кусок твердого вещества, похожего на застывшую вулканическую лаву или шлак. Внимательно рассмотрев его при свете настольной лампы, Муленберг воскликнул:

- Это же термит!

Какое-то время он стоял не шевелясь, только желваками поигрывал. Наконец медленно шагнул прочь от омерзительной кучи и что было сил швырнул щипцы в угол. Затем вернулся в лабораторию, снял телефонную трубку и набрал номер:

- Это "скорая"?.. Привет, Сью. Регалио здесь? Муленберг беспокоит. Спасибо... Здорово, док. Лучше сядь, а то упадешь. Сел? Тогда слушай. Только что меня лишили сиамских близнецов. Их больше нет... Заткнись, и все поймешь! Я сидел в лаборатории, разговаривал с журналисткой, как вдруг услышал дьявольский вопль. Мы выбежали на улицу, но ничего не нашли. Я простился с журналисткой и вернулся в лабораторию. Меня не было минут пятнадцать-двадцать. За это время сюда кто-то проник, положил оба трупа на один стол, распорол им животы и нафаршировал смесью оксида железа и гранулированного алюминия - этого добра тут полно, добавил немного магниевой фольги и поджег. В общем, сделал из жмуриков термитные бомбы... Нет, черт возьми, конечно, от них ничего не осталось. Они минут десять жарились при трех тысячах градусов... Проспись, Регалио. Не знаю я, кто это сделал, и даже думать не хочу. Я устал как собака. Увидимся завтра, с утра... Какой смысл посылать сюда людей? Это же не поджог хотели просто уничтожить трупы и выбрали очень надежный способ... Коронер? Я не знаю, что ему сказать. Пойду выпью и завалюсь спать... Просто хотел ввести в курс дела тебя. С журналистами лучше помалкивай. Ту репортершу, что была здесь, я беру на себя. На кой черт нам огласка, заголовки вроде:

"В лаборатории медэксперта при таинственных обстоятельствах сгорели два трупа жертв умышленного убийства". И это всего в квартале от полицейского участка... Водитель пускай тоже держит язык за зубами. Ладно, Регалио. Я хотел поставить тебя в известность... Мне тоже очень досадно. Рождения очередной такой же парочки придется ждать лет двести.

Повесив трубку, Муленберг вздохнул и вернулся в покойницкую. Выключил вентилятор и свет, запер дверь, вымыл руки в раковине лаборатории и ушел.

До его квартиры было одиннадцать кварталов - неблизко, если учесть, что Муленберг не жаловал прогулки на свежем воздухе. Впрочем, и не так далеко, чтобы нанимать такси. Добравшись до седьмого квартала, он ощутил сильнейшую жажду и ужасную усталость - у него словно все батарейки сели. Будто магнитом потянуло его в мексиканский бар "У Руди", где музыкальный автомат играл Иму Су мак и Вилла-Лобос.

- Привет, амиго, - сказал Руди. - Сегодня ты что-то невесел.

Муленберг устало сел за стойку.

- Дай-ка мне уна сухая текила, а вишенку можешь оставить себе, - попросил он на ужасной смеси испанского с английским и добавил:

- А чего веселиться... - Но вдруг замер, выпучив глаза, и прошептал:

- Руди, поди-ка сюда.

Бармен отложил, недорезав, лимон и подошел к Муленбергу.

- Не стану указывать пальцем, но кто она такая?

Руди взглянул на незнакомку и восторженно сказал:

"Ке чучин".

Муленберг вспомнил, что "чучин" точно на английский не переводится, а означает приблизительно "куколка". Он покачал головой и поднял ладонь. - Нет, так не пойдет. Куда ты лезешь со своим испанским? Скажи по-человечески.

Тогда Руди лишь пожал плечами.

- Пришла одна?

- Си.

Муленберг подпер подбородок ладонью.

- Неси выпивку. Тут надо подумать. Руди ушел, втянув смуглые щеки, загадочно улыбаясь.

Муленберг посмотрел на сидевшую в зале девушку. Она перевела взгляд на бармена и тихо спросила:

- Руди, ты готовишь сухую текилу?

- Си, сеньорита.

- Сделай порцию и для меня.

Руди весь так и вспыхнул. Он не повернул голову к Муленбергу, лишь скосил на него темные глаза, и тот понял, что бармен сильно заинтригован. Муленберг покраснел и ощутил себя полным идиотом. Ему вдруг померещилось, что уши у него стоят торчком как у собаки, а бархатный голос незнакомки угнездился в мыслях словно теплый пушистый зверек.