Дмитрий Колесов - Однажды в СССР. Повесть вторая - «Как верили в себя...»

— А что дальше будет с девушкой? — Поинтересовался у меня Ильич.

— Дальше подам рапорт командиру, пойдем в загс распишемся, когда родится ребенок — стану его отцом. Осенью у меня дембель и все вместе уедем ко мне, в Крым.

— Ты понимаешь, какой хомут на себя надеваешь?

— А ответственность за смерть человека, которому не помог — разве легче. Судьба.

— Судьба… Моя бабка говорит, что роды через месяц, самое большее. Так что, их уже двое и им с тобой повезло.

— Да уж, стерпится слюбится.

— Все-таки ты балда. Мать для своего чада, готова на все. Это тебе нужно будет терпеть, по крайней мере ее сына.

— Сына… это вряд-ли. Он ни при чем, невинное живое существо. Ээээ, какой сын?

— У моей бабки, старой повитухи, глаз алмаз на такое дело: у кого, кто, когда… Ну и еще, где я ее родимую спрятал. Поверишь, у Тузика в будке находила. Пойдем, пока она там квохчет, примешь для сугрева.

Разговор с командиром был прост:

— Ты куда торопишься парень, как голый в баню? — Сказал старлей прочитав мой рапорт.

— Так восьмой месяц уже, товарищ капитан, — прямо сказал ему я.

— Так… Ну что же, матрос ребенка не обидит. Думаю, что с регистрацией проблем не предвидится. Но служба — дело святое и личные дела устраивай между дозорами. С увольнениями проблем не будет.

Роды прошли успешно и мальчик родился крепенький, спокойный… и черненький. Зато мой, Тимофей Константинович. Имя дали дедовское, нашего неродного но близкого Ильича, от чего старый прослезился. Деньжата у нас были, так как Димон перевел мне, по телеграфу, часть моей заначки и теперь жизнь у меня пошла по новому графику. Служба — семья — служба… и опять по кругу. Смену, на катере, я себе подготовил и потому командир отпускал меня в увольнения без сожалений.

А скоро подошел и дембель, который неизбежен как восход солнца. Меня должны были увольнять в первой партии и я уже передал палубное хозяйство катера новому боцману. Последние дни жил, фактически, у нашего Ильича. Билеты взял, на все четыре места, в купе фирменного поезда «Баку — Симферополь».

А сегодня, поутру мы проснулись… от громкого лая дворового барбоса. Подельника Тимофея Ильича. Я оделся, как по тревоге, было очевидно, что в калитку ломились явно не друзья.

Когда я приоткрыл ее, то на нее тут же надавили с улицы пытаясь открыть. Однако в схватке кто кого передавит победили пограничные войска и накинутая на место щеколда зафиксировала мою победу.

— Чего испугался, рюский, — услышал я, — открывай, поговорить нада.

— А мне не надо и потому прощайте, — ответствовал я.

Ко мне подошел, с каким-то дрекольем в руках, Тимофей Ильич:

— Поговорить придется, это Сам приехал. Дед Тимошин.

Ну что же, я все-таки в чужом доме, а хозяин — барин.

— Я выйду, а ты дед закрой калитку и Тузика спусти с цепи. Прошу, не лезь на улицу — это мое дело.

И я вышел на улицу, а там знакомые все лица: волга. красавчик Гусейн, два знакомых абрека. А вот и новый персонаж — представительный мужчина лет сорока одетый в дорогую черкеску. Подозреваю, что это и есть Сам, Гейдар Исмаилович. Еще за машиной отчим Галины прячется, которого я убедительно просил не попадаться мне и Галине на глаза — бо пришибу таракана усатого.

— Я вас слушаю, — без всяких восточных церемоний заявил я почтенному обществу.

Не переставая отслеживать абреков, занявших позиции с обеих сторон от меня.

— Ты предлагаешь мне кричать через на всю улицу?

— Хорошо, из уважения к вашему возрасту и положению, но эти, песики, пусть подождут вас с сыном и этим… отчимом — на улице.

Хозяйка уже накрыла на стол: чай, лепешки, сласти… И ушла, восток дело тонкое. После первой пиалы важное лицо приступило к разговору:

— Я хочу посмотреть на внука.

Тимофей Ильич поперхнулся чаем и закхекал, пришлось успокоительно похлопать его по спине.

— Хорошо, но давайте определимся с формулировками. Галина моя жена и Тимофей мой сын, по нашему советскому закону. Вот с этого фундамента и давайте строить здание нашего разговора. Я вас внимательно слушаю.

— Отец, — он показал на отчима Галины, — хочет, чтобы она вернулась домой.

— После того, как он ее выгнал из своего дома, на восьмом месяце? А теперь она моя жена и он на нее никаких прав не имеет. А моральных, тем более.

— Но эти права имеет отец ее ребенка, мой сын.

— Извините, но мы отклонились от курса. Отец ребенка, я. Я принес его из родома, я его пеленаю, подмываю, кормлю из сосочки. Я сплю с его матерью — моей женой. Я его воспитываю, наконец. И воспитаю настоящим русским мужчиной. Поэтому, чей это сын — вопрос даже не спорный. Это мой сын.