Фрэнк Герберт - Пандора (сборник)

— Я знаю только то, что они размышляли исключительно примитивно, в то время как нужно было предусмотреть все возможное и невозможное, — отозвался Бикель.

Он раскрыл свой кокон, поднялся с койки и по диагонали через весь Центральный Пульт отправился к люку, ведущему в мастерскую. Перемещение в условиях невесомости напомнило ему, что на возвращение нормальной гравитации у них не так уж много времени. Слишком долгое пребывание в невесомости нанесло бы непоправимый вред здоровью экипажа. А в распоряжении у них, возможно, всего часа полтора.

Бикель взялся за рукоятку люка, открыл его, вошел и вскоре нашел необходимое устройство. Он открыл щиток кабельного канала и начал крепить прерыватель. Бикель работал молча, движения его были быстры и точны. Наконец прерыватель был закреплен рядом с главным кабелем питания генератора гравитации. Бикель подключил прерыватель, проверил его и вернул щиток на место.

— Только каждый раз его придется перенастраивать вручную, — проворчал он. Оттолкнувшись ногой от переборки, Бикель подлетел к своей койке, улегся в кокон и взглянул на Тимберлейка.

— Система сбалансирована?

— Насколько возможно, — отозвался Тимберлейк. — Попробуй-ка, Радж.

Флэттери убедился, что и Тимберлейк, и Бикель находятся в коконах, и щелкнул выключателем генератора гравитации. Раздался негромкий гул набирающих мощность генераторов. Когда система стабилизировалась, гул постепенно стих. Флэттери почувствовал, как невидимая сила прижимает его к койке, потянулся к пульту и медленно подстроил характеристики, заданные Тимберлейком.

— Тим, — вновь зашевелился Бикель. — Мне нужны схемы помещения ОИРа — описания всех сенсорных связей, причем от самых крупных до самых мелких. И то же самое по сервоконтролю, полный…

— Зачем? — удивился Тимберлейк.

— Уж не думаешь ли ты воспользоваться мозгом одного из колонистов? — сердито спросил Флэттери, безуспешно пытаясь скрыть ярость, которую вызывала у него эта идея.

— Мозг взрослого человека, скорее всего, этого не перенесет, — вмешался Тимберлейк. И тут же почувствовал стыд оттого, насколько по душе ему эта идея. Все в нем буквально кричало, что это недопустимо. Но если бы система ОИРа была восстановлена, никому из них больше не пришлось бы брать на себя ответственность, дежурить за пультом управления корабля.

— Какого черта! — огрызнулся Бикель. — С чего вы это взяли? По-моему, я ни словом не обмолвился об этом.

Тут он замолчал, поскольку комнату наполнили звуки сигналов, возвещающих о том, что на ППУ пришло сообщение, которое сейчас обрабатывается.

Наконец прозвучал сигнал готовности. Бикель включил вокодер. Из динамиков послышался голос Моргана Хэмпстеда, директора Объединенной Лунной базы. Голос его был вполне узнаваем и даже сохранил присущую Хэмпстеду ледяную холодность.

— Кораблю ОЛБ «Землянин» от руководства Проекта. Это Морган Хэмпстед. Надеюсь, вы понимаете, насколько мы огорчены и озабочены происшедшим. Отныне при любом принимаемом решении приоритет отдается плану, при котором и мы и колонисты останемся живы.

«Официальная часть закончена, — подумал Флэттери. — Какое лицемерие: на корабле в гибертанках — представители семи наций и четырех рас, но всеми ими готовы рискнуть, так же как и теми, кто отправился раньше нас».

— Упас несколько первоочередных вопросов, продолжал Хэмпстед.

«А у меня несколько своих», — подумал Бикель.

— Почему руководство Проекта не было извещено сразу же после отказа первого ОИРа? — спросил Хэмпстед.

Бикель тут же мысленно взял этот вопрос на заметку. Ответ был ему известен, но о таком он никогда сообщать бы не стал. Хэмпстед знал это не хуже. Жестяное Яйцо было скорее не кораблем, а идеей, которая должна была компенсировать шесть предыдущих неудач. И остановить его не могло ничего, кроме окончательного провала проекта. И только самое отчаянное положение могло заставить астронавтов рискнуть судьбой экспедиции, послав призыв о помощи.

— Данные говорят о том, что при нынешней стабильной скорости вы выйдете за пределы Солнечной системы приблизительно через триста шестнадцать дней, — сказал Хэмпстед. — Срок полета до Тау Кита — четыреста с небольшим лет.

Слушая бесплотный голос, Бикель вспомнил этого человека: суровое лицо, седые волосы и серо-голубые глаза, и еще эта аура решительности, заметная даже в самом незначительном жесте. Ребята-психологи за глаза называли его «Большой Папочка», однако при его появлении сразу вытягивались по стойке «смирно». «Да, — подумал Бикель, — мы никогда больше не рассчитывали увидеть Хэмпстеда, но этот человек и здесь смог достать нас».