— Конечно! Мой папа и моя мама не успели сказать мне, как их звали. Как-то жена Свежих-Сладких…
— Кого?
— Свежих-Сладких; это очень хороший человек из квартала Сан-Фредиано во Флоренции. Ну так вот: жена Свежих-Сладких как-то днем, а вернее, рано утром нашла меня в куче мусора. Она говорит, что я из этой кучи и родился, но я ей не верю. Она возвращалась с рынка, куда ходила за патокой для пирожков; ее муж продавал их и кричал: «Свежих, сладких — кому угодно! Только сольдо!» — потому его так и прозвали. Она потащила меня к своей приятельнице, которая имела грудного ребенка; та приложила меня к груди и покормила. И наелся же я! А Свежих-Сладких ругался с утра до вечера, глядя, как его жена бегает от одной доброй женщины к другой — то чтобы покормить меня, то за рубашонкой, то за пеленкой, как она сжигает пирожки и путается в сдаче. Наверно, у меня теперь есть штук тридцать молочных братьев и сестер. Когда мне стало пять лет, все мои мамы и папы решили, что довольно мне ползать по кучам мусора и что пора мне зарабатывать кусок хлеба. Меня отдали сапожнику, пьянице и поэту, черт возьми! Он уверял, что происходит по прямой линии от Данте Алигьери, хотя звали его Данте Сусини. Он окрестил меня именем Луиджи Бай и написал по этому случаю стихотворение. Имя это так и осталось, хотя звали меня все Котенком. Данте научил меня читать, писать и понимать толк в колодках. Он считал, что из меня должен выйти хороший поэт, и колотил меня колодками, когда я не мог выдумать рифмы. Потом я от него ушел и испробовал всякие занятия, какие только бывают на свете. А когда я узнал, что свет не сошелся клином на Сан-Фредиано, я решил отправиться посмотреть этот свет. Господи, как плакали все мои мамы и папы, и братья, и сестры, и тетки, и дядьки! Они натащили на прощанье столько курток и штанов, рубашек и ботинок и всякой дряни, что я чуть было не решил остаться и открыть лавку. Но это было бы невежливо; я отдал всю эту кучу жене Свежих-Сладких, чтобы она раздала ее бедным; так как беднее всех моих родственников в Сан-Фредиано никого не оказалось, то каждый из них получил свое. Когда я уезжал, они чуть не задушили меня поцелуями. Так я сюда и попал!
— Так я сюда и попал! — повторил старик. — Да ты ведь не рассказал самого главного — каким образом и почему вы сюда попали. Зачем мне знать, что с вами было раньше? Я хочу узнать, как вы сюда вошли и есть ли для вас надежда вернуться наверх.
— Я должен вернуться наверх, — воскликнул я. — Моя бедная мать…
— Твоя мать жива? А сестренка? — перебил меня Хозяин, вскочив с места.
Меня как громом оглушило. Я едва нашел в себе силы ответить ему, что сестра моя жива. Старик уже снова уселся и, казалось, взглядом просил меня не расспрашивать его ни о чем.
Несколько минут прошло в молчании. Наконец я собрался с силами и прервал его. Не торопясь, по порядку в рассказал Хозяину, нам мы попали в подземелье.
Когда я кончил, старик немного помолчал, потом воскликнул:
— Нет, я не теряю надежды. Вы выйдете отсюда!
VII. ПОД ИНДИЙСКИМ ОКЕАНОМ
Я сгорал от нетерпения остаться со стариком с глазу на глаз, чтобы расспросить его, наконец, обо всем, мучившем меня. После обеда мы провели несколько часов, болтая и куря прекрасные сигары, которыми Хозяин нас угостил.
— Завтра я расскажу вам свой план; теперь нам нужно хорошенько отдохнуть, потому что утром нам предстоит далекая прогулка, — сказал старик.
Он ушел в свою комнату, мы улеглись кто на полу, кто на диване.
Я не мог сомкнуть глаз; двадцать раз я готов был вскочить и пойти в комнату старика. Вероятно, старик тоже не спал: когда утром он вошел к нам, у него были воспаленные глаза и совершенно осунувшееся лицо. Я опять не мог поговорить с ним, потому что товарищи мои уже встали.
— Пора в путь! — сказал старик. — Надо получше запастись провизией, мы вернемся не раньше чем через два дня.
Мы последовали его совету и двинулись в путь.
Старик повел нас той же дорогой, которой мы шли к морю. Но в небольшой пещере, в которую выходило несколько галерей, он свернул в незнакомый нам проход.
Мы шли не останавливаясь весь день. Потом, выбившись из сил, мы растянулись на земле. Проснувшись, мы снова двинулись вперед. Часов через пять наш проводник поставил лампу наземь и сказал:
— Здесь нам уже не нужно освещать дорогу. Сейчас вы увидите свет, о котором так давно мечтаете.
Действительно, пройдя несколько шагов, мы увидали впереди бледное нежное мерцанье. Еще немного — и мы вышли в просторную пещеру. С высоты лился мягкий, синевато-зеленый свет.
Читать дальше