Н Новиков - Эфирный вихрь

Но в этой смеси ботаники с геометрией я ничего не понял. Я мог только заметить непоследовательность, когда он стал приводить мне примеры из животного мира.

— Неужели и животные здесь, если они есть, тоже похожи на геометрические тела или на тома математических сочинений?

— Собственно говоря, я сам недостаточно изучил эту вселенную, я недавно начал с нею знакомиться, — серьезно заметил брат. — Здесь есть автоматически движущиеся системы; но насколько их можно причислить к органическому миру, и одарены ли они сознанием, — я еще не могу сказать. Мы скоро подойдем к нефтяному озеру, и ты сам увидишь их. Наши земные лампочки скоро совсем скроются, — прибавил он, оглядываясь.

Я тоже машинально оглянулся назад. Тропинка, по которой мы шли, терялась в желтоватой мгле через несколько шагов. Белые значки математических цветов видны были несколько дальше, но за последними из них вставала непроницаемая завеса желтовато-черного тумана. На этом фоне я смутно различал две гигантские красновато-золотые полосы, огненным рисунком раскинувшиеся по небу и слабо светившиеся сквозь туман. Уже привыкнув ничему не удивляться, я без труда согласился, что это были накаленные угольные нити лампочек, горевших в оставленной нами каменной комнате, почему-то теперь принявшие такие грандиозные размеры. Стеклянных колпачков их уже нельзя было различить, так что, вероятно, мы зашли очень далеко. Впрочем, это могло быть и действием тумана, желтоватый цвет которого объясняется, вероятно, тем, что он был пронизан светом этих лампочек. В этих двух огненных пучках, поднятых над нами старым, обыкновенным миром и уже полустертых туманом нового царства, было какое-то грустное величие. Мне вдруг страстно захотелось вернуться назад, показалось, что если мы пойдем дальше, то уже навсегда заблудимся в страшной туманной пещере.

Но брат опять успокоил меня. Он уверял, что хорошо знал дорогу и расставил еще раньше знаки, указывающие обратный путь. Кроме того, дальше будет гораздо светлее.

Его решительный тон подействовал на меня, и мы снова двинулись вперед.

Я помню, что прежде, чем мы вышли из цветочного поля, еще одно обстоятельство привлекло мое внимание. Я заметил, что над цветами, перелетая с одного на другой, вьется какое-то насекомое. Оно нисколько не боялось нас и вскоре позволило себя рассмотреть вблизи. По форме своей насекомое напоминало стрекозу средней величины, с четырьмя серебристыми крылышками. Сходство со стрекозой нарушалось тем, что при полете животное не шевелило крыльями, а быстро двигало двумя усиками. Было ли это движение вращательным или колебательным, нам не удалось рассмотреть. Во всяком случае, животное так похоже было на современный аэроплан, что я думал было найти на нем маленького пассажира, но более внимательное рассмотрение убедило меня, что это не механизм, а насекомое. Покачавшись немного на цветке, поразительно напоминавшем начертание букв «d» и «у» и коснувшись лапками (их было, кажется, четыре) кустика, похожего на какое-то еще другое алгебраическое выражение, — помнится, корень из чего-то, — насекомое зажужжало снова, задергало усиками и спустилось на другое растение, шагах в трех от первого.

— Поразительная вещь, — прошептал брат, с напряженным вниманием следивший за полетом. — Эта стрекоза перебрала, следовательно, все члены уравнения Риккати… Интересно, куда она теперь сядет?

Но насекомое, по-видимому, наконец испугалось луча от фонарика, направленного на нее, и, взлетев снова, быстро скрылось из вида, блеснув в конусе электрического света серебристой поверхностью недвижных крыльев.

— Неужели в этом мире насекомые интегрируют уравнения, порхая так по цветам? Если стрекозы здесь так образованы, то каковы же люди?

Брат ничего не отвечал. Кажется, его начинала раздражать моя неуместная ирония. Выйдя из задумчивости, вызванной странным насекомым, он быстро пошел вперед, бросив мне короткое — «дальше».

По мере того, как мы подвигались в глубь новой страны, становилось заметно светлее. Желтоватый оттенок тумана, окутывавшего нас, перешел в молочносеребристый, воздух сделался значительно прозрачнее. Брат погасил фонарь.

По-прежнему не видно было неба. Безбрежное пространство над нами было закрыто непроницаемой и бесформенной белой мглой, напоминавшей снеговую тучу.

Оглянувшись назад, я не нашел больше золотых пятен от гигантских лампочек.

Кругом расстилалось унылое поле с ровной поверхностью, изрезанной множеством параллельных борозд, как будто проведенных гигантским плугом.