Всего здесь было человек триста-четыреста. Некоторые сидели молча, другие собирались в группы или, как Хорди, бродили по залу, прислушиваясь к разговорам.
В одной из групп толстяк с бабьим голосом, редактор прогоревшего в прошлом веке журнальчика, ратовал за создание собственной газеты переселенцев.
- Друзья! - восклицал он, закатывая, как поющая птица, глаза. Друзья! После русской революции эмигранты в Харбине создали восемь газет, хотя, казалось бы, о чем им говорить?!
- А нам, по-вашему, есть о чем разговаривать?
- Нам - есть! - перечеркнул сомнения повелительным жестом руки оратор. - Нам, друзья, есть о чем поговорить! Нам нужно осознать происшедшее! Нас триста семьдесят шесть человек, и нам есть о чем поведать миру!
Протиснувшись в другой кружок, Поль увидел профессора Дойса.
- Собственно, мне ничего не надо, - говорил профессор сухо, не глядя на собеседницу, которая, очевидно, раздражала его, но которой нельзя било не ответить. - У меня нет никаких желаний, кроме одного: я хочу работать.
- Вы думаете, ваши знания еще кому-нибудь нужны? - злорадно крикнул кто-то сзади.
Все головы повернулись в ту сторону, один только Дойс не взглянул на крикнувшего.
- Пойду в студенты, - сказал он и сделал движение, как бы приготовившись расчистить проход среди обступивших его людей.
- Во всяком случае, профессор, разгадку эффекта Зюммера вы, наверное, здесь узнаете! - заметил кто-то благожелательно, но лицо Дойса и тут не смягчилось.
- Я хочу работать, - повторил он, как человек, одержимый одной мыслью. - Почему мне не дают изучать научную литературу?
Немного поодаль беседовали двое. Первый говорил, что все, вероятно, хуже, чем можно было ожидать. Второй отчаянно возражал.
- Неужели вы не видите, - почти кричал он, то и дело оборачиваясь к слушателям в поисках сочувствия, - неужели вы не видите, что теперь мы можем жить спокойно, что мы, наконец, живем в цивилизованном мире?!
- Вы приглядывались к лицам этих потомков? - спрашивал, посмеиваясь, его собеседник. - Они что-то не очень веселы, не правда ли?
Ужасная речь
Это было последнее, что слышал Поль до того, как в зале появился человек будущего Альзвенг. А сорок минут спустя Хорди, ошеломленный услышанным, шел в свою палату.
На минуту он остановился, увидев Магду за одной из приоткрытых дверей, но не окликнул ее, пошел, пошатываясь, дальше.
- Бедная девочка, - шептал он, бредя нескончаемым коридором, - она тоже хотела убить, бедная девочка...
Он вспоминал внятный голос Альзвенга и крики испуга, возмущения, которые время от времени раздавались в зале.
- Хорди не мог восстановить последовательно в памяти речь Альзвенга.
Страшные вещи говорил этот человек. Он назвал их, эмигрантов из прошлого, дезертирами и убийцами, назвал не так, как называют в запальчивости и озлоблении, а как бы продуманно подбирая точные определения. Тогда еще в зале молчали, ошарашенные услышанным. С тем же спокойствием человека, озабоченного лишь правильным изложением фактои, Альзвенг сказал, что среди аборигенов двадцать первого век; еще с момента появления первых переселенцев раздавались решительные голоса, настаивающие на немедленном уничтожении новоявленных современников, но это требование отклонили, так как убийство в данной ситуации ничего бы не решило - вю изменения и разрушения, связанные с переселением, уже налицо в тот момент, когда переселенец явился.
Теоретические рассуждения Альзвенга дали время переселенцам прийти в себя. Кто-то взвизгнул:
- Он назвал нас убийцами - это злобная инсинуация!
И сейчас же ряды взорвались криками.
- Безобразные выдумки! - надрывался мужской голос.
- Они нас убьют! - вопила женщина.
- Слушайте! Слушайте! - кричали другие.
Все это время человек будущего спокойно ждал тишины.
- Должен признаться, - как ни в чем не бывало продолжал он, когда крики смолкли, - нам не всегда удавалось предупредить акты мести, акты ненужной жестокости наших граждан. Обезумевшими людьми были уничтожены два переселенца в месте их материализации, прежде чем прибыл санитарный отряд для оказания биологической помощи. Не сохранили мы также одного переселенца уже здесь, в здании лечебницы. Он был уничтожен медицинской сестрой, хотя персонал в лечебницу отбирается тщательно и убийца сознавала всю бесполезность этого акта.
На этот раз в зале подавленно молчали, и тогда Альзвенг вернулся, как он выразился, к основному.
- Принцип действия транссюдативного аппарата для людей двадцать первого века остается загадкой, - сказал он. - И до тех пор, пока человечество не возьмет под контроль этот аппарат, оно ни в чем не может быть уверенным - почва веков колеблется под его ногами... Но, - прибавил Альзвенг с неожиданным пафосом, - как ни тяжела сложившаяся обстановка, она ставит человечество двадцать первого века, как никогда, близко лицом к лицу с фундаментальнейшей проблемой - проблемой времени.
Читать дальше