Валентин Сычеников - Ведьмино озеро

Валентин Сычеников

Ведьмино озеро

В современном городе перемены погоды происходят порой малоощутимо для его обитателей. Вчера светило солнце, дул ветер, сегодня заморосил бесконечный дождь, а некоторые так и не заметили изменений сквозь бронестекла своих всеклиматических квартир. Иное дело - в деревне, где большая часть времени проходит под открытым небом, да и жилища, не снабженные центральным отоплением, то и дело теребят своих хозяев: погода сменилась, прими меры. Но и сельские жители, и городские в большинстве своем любят весну - тепло, солнышко, и неприязненно относятся, скажем, к позднеоктябрьской мерзопакостной слякоти. А тут - грянула она именно в те дни, когда в крохотную деревушку, затерявшуюся в глубинке, пытаясь догнать ускользающее отпускное время, заявились Петька Сырьев и его давний друг и наставник художник Иван Федорович Казанцев. Казанцев уже прижился в Постничах, выезжал сюда не первый год и в разные сезоны. Он-то и соблазнил Петьку посулами захватывающей рыбалки, наваристой, щекочущей ноздри ухи. Предвиделась возможность и поохотиться. Правда, Петька совершенно не разбирался в то открывающихся, то закрывающихся периодах отстрела разных птиц и зверей. Но в Постничах их и знать не надо.- заверил Казанцев. Единственный в округе охотинспектор, добродушный Панкрат, только рукой махал, с типичным прижимистым "а-я" в выговоре, разрешал: "Стряляй, чаво там... Ты ж ня браконьер какой... Ну, сшибешь утку, аль глухарку - не обяднеет лес..." Действительно, лес в этих краях, оправившихся от войны, был весьма богат дичью. Зайцы и лисы, лоси и кабаны, мигрируя по пущам, нередко забредали и на деревенские задворки; укромные лесные поляны и опушки заселяло изобилие птиц. На многих небольших, но богатых кормом озерках трепыхались, отъедаясь, стаи уток. В сумерках слышалось и голготанье гусей. Но, конечно, не столько жажда охотничье-рыбацкой удачи заманила сюда Петьку. Хотелось отдохнуть от городской толчеи, суеты будней, полюбоваться красотами золотоосенней природы, а главное, прихватив этюдник, побродить-с Иваном Федоровичем, поглядеть рождение его мастерских зарисовок. Вот почему Петька, несмотря на множество домашних дел, бросил все, согласился. А тут неудача. Обычно после Покрова погода в этих краях устанавливается тихая, ясная. А нынешней осенью, с самого их приезда, вот уже вторую неделю лил дождь, временами перемежаемый ледяной крупой и колючим снегом, выл ветер, растрепывая деревья, загоняя зверье и птиц в самые дальние глухие углы. Какие тут этюды да охота, не говоря уж о рыбалке!.. Иван Федорович и Петька, запертые непогодой в избешке, жарко топили печь, коротали время, потягивая крепко заваренный чай, и вели неторопливые беседы. В этом им охотно помогала баба Варя. Она жила в соседней избе. Старик ее давно помер, дети, повзрослев, разлетелись. Она же сама из деревни никуда не выезжала, читать едва умела, и потому была рада каждому приезжему. Хотя, к слову, за многие последние годы чуть ли не единственным таким человеком был Иван Федорович Казанцев. Он был прост в общении, отзывчив, мог и сам рассказать немало, и другого внимательно выслушать. Потому и сдружилась баба Варя со спокойным и общительным художником. Стараясь не тревожить его слишком часто, она тем не менее любила зайти вечером, попить чайку, поговорить. Дивясь, слушала бабка рассказы Казанцева о разных городах и краях, выставках, академиях. Сама же вспоминала о себе, деревне, родственниках и соседях. Казанцев уже знал всех жителей, все прошлое Постничей, но всегда внимательно выслушивал снова и снова одни и те же истории, вылавливая упущенные ранее мелочи, уточняя подробности. Петьке же интересно было все. И про "первую ампирялистическу", свидетельницей которой была девяностолетняя баба Варя, и про революцию, приплывшую в деревню как-то тихо, не сразу, и про коллективизацию, перевернувшую все вверх дном, и про немцев и партизан, разруху, голод, смерть последней кровавой войны, прошедшей по округе пожаром. Повествовала баба Варя подробно, колоритно, на своем простом, но казавшемся Петьке особом, музыкальном, языке. Кое-что, конечно, присочиняла, но не кривя душой - увлекаемая воображением. Чем давней были события, несомненно подлинные, тем богаче обрастали они неожиданными порой деталями, дополнениями, штрихами. От этого некоторые рассказы воспринимались как полубыли-полулегенды. А особенно бередили фантазию воспоминания бабы Вари о молодости.