Джон Уиндем - Отклонение от нормы

– Нас привели к инспектору. Мы ничего не понимаем и ни о чем таком никогда не слышали. Верно?

Мишель и Розалинда в один голос подтвердили, что держаться надо именно так.

– Мы, пожалуй, лучше закроемся от вас, – сказала Салли, – так нам будет легче им врать. Не пытайтесь говорить с нами, слышите?

– Хорошо… Но мы для вас открыты, – сказала им Розалинда. – Быстрее, Дэви, – переключилась она на меня. – На ферме зажглись огни.

– Да-да, мы идем, – отозвался я. – В темноте они не сразу сообразят, по какой дороге мы поехали.

– Они сразу зайдут в конюшню и поймут, что вы где-то неподалеку. Быстрее!

Я оглянулся назад. В окнах нашего дома зажегся свет, и лампы ходили ходуном в чьих-то руках. Мы услыхали чей-то окрик, когда были уже на берегу реки. Теперь можно было пустить лошадь рысью, а еще через полмили спустя – галопом. Вскоре мы подъехали к мельнице, я уловил чувство облегчения у Розалинды и понял, что она где-то рядом – чуть-чуть впереди нас. Мы опять пустились рысью, и вскоре я услышал впереди хруст ветвей. Я поехал на этот звук и увидел Розалинду, поджидавшую нас, да не одну, а с парой гигантских лошадей ее отца. На спине у каждого из громадных животных, возвышавшихся над нами, как башни, были по две большие корзины. Розалинда стояла в одной из корзин с натянутым луком наготове.

Я подъехал ближе, и она наклонилась посмотреть, что я с собой прихватил.

– Давай сюда одеяла. Что там у тебя в сумке? – спросила она. – Это все, что ты успел взять? – в тоне ее чувствовался укор.

– У меня не было времени на сборы.

Она быстро устроила из моих одеял что-то вроде мягкого седла между двумя корзинами. Я поднял Петру над головой так, чтобы она дотянулась до рук Розалинды, и та усадила ее на одеяла.

– Мы с ней будем здесь, – сказала Розалинда, – а для тебя есть место с другой стороны – в левой корзине. Оттуда можно стрелять с левой руки.

Она ловко бросила из своей корзины на спину громадной лошади что-то вроде веревочного стремени, и оно повисло на крупе животного так, что я, хотя и с трудом, мог дотянуться до него. Я слез с Шебы, повернул ее мордой к дому и шлепнул по крупу. Она тотчас же ускакала. Потом я осторожно влез в корзину, и как только я вынул ногу из самодельного стремени, Розалинда быстро втянула его наверх. Потом она взяла в руки повод, и, прежде чем я устроился в своей корзине, мы рывком тронулись с места.

Некоторое время мы ехали рысью по широкой проторенной дороге, а потом свернули на более узкую, вдоль ручья. Там, где ручей пересекался с другим, мы снова повернули и поехали вдоль второго ручья. Проехав полмили, мы опять свернули и двинулись вдоль третьего ручья, и так повторялось еще несколько раз, пока земля под копытами лошадей не стала тверже. Копыта зацокали по камням, и я понял, что у Розалинды был заранее продуманный маршрут, запутывающий наши следы. Вероятно, эта мысль донеслась до нее. Она сразу отозвалась, причем несколько холодновато:

– Жаль, что ты спал вместо того, чтобы хоть немного поразмыслить о нашем будущем.

– Я первый узнал, что нам грозит опасность, – стал оправдываться я, – но я и думать не мог, что это случится так скоро…

– И поэтому, когда я изо всех сил старалась связаться с тобой, ты преспокойно храпел. Мы с матерью целых два часа набивали эти чертовы корзины съестным, а ты в это время спал сном праведника!

– С матерью? – переспросил я. – Она что, знает?!

– Кое-что знает, а кое о чем давно догадывалась. Не знаю, правда, что она обо всем этом думает, мы никогда с ней об этом не говорили… Может, ей казалось, что если молчать и делать вид, что все нормально, то этого как бы и нет… Словом, когда я вечером сказала, что, возможно, мне придется срочно уехать, она не удивилась… Только расплакалась. У меня такое чувство, что она исподволь давно готовила себя к тому, что в один прекрасный день ей придется помочь мне скрыться… Когда этот день настал, она помогла…

Я стал думать об этом и никак не мог представить себе свою мать , делающую то же самое ради Петры. А ведь она плакала тайком, когда выгнала тетю Харриет… А та и вовсе была готова на преступление ради дочки… Как, впрочем, и мать Софи…

Я ехал и думал о том, что сейчас чувствует моя мать… Радуется ли она втайне, что я увез Петру, или сожалеет об этом?…

Мы по-прежнему петляли по заранее намеченному Розалиндой пути. Камней и ручейков под копытами лошадей становилось все больше и больше, пока мы, наконец, не выехали на берег реки и не повернули к лесу. Еще давным-давно мы условились в случае побега пробираться к юго-западу. Здесь нам можно было почти не опасаться, что кто-то нападет на след лошадей-гигантов. В этом направлении мы и двигались, пока не начало рассветать. Тогда мы въехали в самую чащу, нашли там поляну с сочной травой для лошадей и распрягли их, чтобы они могли попастись. Сами мы позавтракали хлебом с сыром. Розалинда сказала: