Джон Уиндем - Отклонение от нормы

– Дэви, – сказал он, – я хочу, чтобы ты пообещал мне одну вещь.

– А что это за вещь, дядя? – спросил я.

– А вот что, – сказал он, не отрывая от меня своего серьезного и мрачноватого взгляда. – Я хочу, чтобы это было по-прежнему секретом . Обещай мне, что ты никому… Ты понял меня? Никому не скажешь о том, что рассказал сейчас мне. Никому и никогда , Дэви! Это очень важно, чтобы ты понял меня, мальчик, понял, как это важно. Позже ты и сам поймешь, почему это так важно. Но сейчас… Сейчас ты ни в коем случае не должен дать кому-нибудь повод даже заподозрить тебя в том, что я сейчас от тебя узнал. Ты обещаешь мне, Дэви?!

В его голосе звучала не только озабоченность, но и какая-то угрюмая, мрачная настойчивость. Это поразило меня: никогда раньше он со мной так не разговаривал. И когда я поклялся ему, что буду молчать, у меня было ощущение, будто я делаю что-то куда более важное, чем просто выполняю обычную дядину просьбу. Пока я уверял его, что буду строго хранить наш секрет, он не спускал с меня глаз, и наконец, кивнул, почувствовав, что до меня дошла вся серьезность нашего разговора. Мы скрепили наш договор крепким рукопожатием, и он сказал:

– Вообще-то, лучше было бы, если бы ты… ну, забыл про это… Забыл как это делается .

– Наверно, это у меня уже не получится, дядя, – подумав, честно сказал я. – Это… Это просто есть , и все. Забыть это – все равно что… – я никак не мог найти слова, чтобы объяснить ему суть наших «разговоров» с Розалиндой.

– Все равно как забыть, что ты умеешь говорить или слушать? – спросил он.

– Да… почти, – кивнул я.

Он опять ненадолго задумался.

– Ты слышишь слова внутри головы? Прямо внутри?

– Не совсем так. Я не то, чтобы слышу их и не то, чтобы вижу. Это… это как тени, и если при этом еще произносить слова вслух, тени становятся яснее. Я лучше их различаю.

– Но тебе не обязательно произносить эти слова вслух, как ты это делал, когда я подошел к тебе, а, Дэви?

– Нет, конечно, нет… Просто это иногда помогает… Ну, делает наш разговор легче , что ли.

– И делает его гораздо опаснее для вас обоих, Дэви! – угрюмо пробормотал дядя. – Я хочу, чтобы ты мне пообещал еще кое-что. Ты никогда не должен больше произносить эти слова вслух. Понимаешь?

– Хорошо, дядя Аксель! Раз вы так хотите… – пожал я плечами.

– Когда ты станешь старше, ты поймешь, почему это так важно, – вновь повторил он. – Да! Непременно заставь Розалинду пообещать вести себя также осторожно! Слышишь?

Я решил ничего не говорить ему об остальных , потому что видел, как взволновал его мой рассказ об одной Розалинде. Но про себя я подумал, что нужно заставить всех пообещать мне то, что я сам пообещал дяде Акселю.

Дядя еще раз крепко сжал мою руку, и я постарался ответить ему таким же крепким рукопожатием в знак того, что никогда не нарушу своего слова.

В тот же вечер я рассказал Розалинде и всем остальным о нашем разговоре с дядей Акселем. Мне показалось, что тревога, которую этот разговор вызвал у меня, уже коснулась всех остальных. Быть может, кто-то из нас уже ловил на себе настороженно-удивленные взгляды, чувствовал какое-то подозрение , и это заставляло нас инстинктивно скрывать нашу способность обмениваться мыслями. До моего разговора с дядей Акселем мы никогда об этом не говорили, просто каждый сам по себе подсознательно делал то, что считал нужным, и принятые нами меры никак не носили характер сговора . Теперь же настойчивость Акселя усилила смутное чувство страха. Это чувство еще не обрело для нас какие-то конкретные очертания (мы не отдавали себе ясного отчета, чего и почему нужно бояться), но оно стало более острым, более осязаемым, что ли, и когда я пытался передать остальным ту серьезную настойчивость, с которой Аксель добивался от меня обещания держать все в секрете, я не только не встретил в них недоумения или отпора, но, наоборот, все они восприняли это с готовностью и немедленно согласились со мной. Все охотно дали обещание хранить тайну, и у всех нас было такое чувство, словно мы сбросили с себя какую-то давящую ношу. Вот это и был наш первый сговор .

Впервые мы вместе приняли определенное решение, и это, пожалуй, было первое звено в цепи событий, отделивших нас от других людей. Обозначилась грань между нами и ими , хотя тогда мы, конечно, не могли понимать, насколько серьезен был этот самый первый шаг.

Это событие, касавшееся только нас, совпало с другим – вооруженным набегом из Джунглей.