Мария Галина - Волчья звезда

Он помолчал.

— Теперь я думаю, та, пропавшая наша группа, наткнулась именно на них. Не знаю, что они сделали с нашими, может, и ничего… Но этого хватило.

— Ты же сам видел, они ничего не делают. Только смотрят.

— Не в этом дело… Должно быть… наши были неподготовлены. Шок оказался слишком силен. Послушай… если я не смогу добраться до станции, постарайся дойти туда сама… расскажешь им…

Опять он за свое!

— Я же говорила… Я не смогу дойти сама. Откуда я знаю, где они…

— В горах.

— Вон они какие большие, эти твои горы… Что я там?

Говорят, в некоторых Домах за самые страшные преступления тебя просто изгоняют — живи себе в одиночку и выкручивайся, как знаешь… И люди там блюдут себя не хуже, чем у нас — это тоже смертная казнь, только отсроченная. Скорее всего мы и вдвоем-то никуда не доберемся, но этого я ему говорить не стала, потому что он вообще очень легко приходил в отчаянье — свойство недостойное мужчины, да еще если он твой единственный спутник… а где другого взять?

Потому я просто сказала:

— Ничего до утра с тобой не случится. А я спать хочу. Лучше бы по очереди — я этого места не знаю, мало ли кто тут у них живет… а я сменю тебя посреди ночи.

Он рассеянно сказал:

— Да-да, конечно. Если что, я тебя разбужу… Я устроилась между корней ближайшей сосны — от земли тянуло холодом и сыростью, а дерево отдавало накопленное за день тепло. Ночь была тихая, тише, чем у нас, потому что кузнечики здесь не орали, как оглашенные; облака разошлись, и стали видны звезды — обычное звездное небо, не такое красивое, как там, в Городе Мертвых, и не такое страшное — звезды были четкие и крупные, будто умытые… Одно размытое светящееся пятно неторопливо пересекало небо.

Я сказала:

— Смотри, он плывет в горы. А вон и еще один. Улисс тоже повернул голову, провожая взглядом мутное облачко света:

— Они плывут к перевалу, — сказал он.

— Ну и что?

— Лагерь за перевалом. Может быть…

— Там что-то случилось?

— Да. Во всяком случае, они, похоже, надеются на какое-то зрелище. Нам нужно торопиться…

— Но мы же не можем двигаться ночью… да еще в незнакомом месте. До утра мы все равно ничего сделать не сможем, Улисс.

— Тогда утром нужно будет поторопиться… Я пообещала ему, что мы выйдем с рассветом; я бы ему что угодно сейчас пообещала, даже перелететь через перевал по воздуху — так хотелось спать. Я подумала, что если он разбудит меня посреди ночи, то, может, я буду соображать чуть-чуть получше и мы найдем какой-нибудь выход — в конце концов сигнальный костер тоже выход, если люди Улисса понимают хоть что-нибудь в сигнальных кострах…

… Но он разбудил меня раньше.

Если время тянется и один день похож на другой, то сны снятся яркие; целые истории, а не сны, а тут я как провалилась в черную воду. Умом-то я понимала, что в незнакомом месте лучше спать вполглаза, даже если ты не одна и твой напарник в это время бодрствует, но пони мать — одно, а делать — совсем другое, и когда Улисс начал трясти меня за плечо, поначалу я решила, что мне это приснилось; как это бывает во сне, когда хочешь пошевелиться, убежать или крикнуть, но нипочем не можешь этого сделать. Потом мышцы сработали и меня так и подбросило: я вскочила на ноги, но еще с какой-то миг соображала, где это я нахожусь… Потом спросила:

— Что?

Потому что решила, что на нас кто-то напал или собирался напасть… Но вокруг было тихо. Сосны тихо шумели над головой — странный ровный шум, наши деревья шепчутся совсем по-другому. Звезды в небе уже заметно повернулись — но сменяться мне, вроде бы, было еще рано.

Потом я подумала, что что-то случилось с той их станцией — горная цепь чернела на фоне черного неба; ее было бы совсем не видно, если бы не цепочка светящихся пятен, вытянувшихся вдоль вершин горного хребта, точно нитка гигантских бус — их там собралась целая куча, но они, как всегда, ничего не делали — просто зависли над горами и все.

Я решила, что это из-за них Улисс меня разбудил, хотя они по большому счету того не стоили — сделать-то мы все равно ничего не могли.

А потому я сказала:

— Ну и ну! Но они никуда не денутся, Улисс. Можно, я еще посплю.

Он спросил:

— Ты о чем?

— Об этих! Вон сколько их поналетело. Но до утра…

— Ах, эти, — сказал он, — да… что-то там такое… Не в этом дело…

Я не могла разглядеть его лица — черная человеческая фигура на фоне черного неба…

— Тогда что еще стряслось?

— Мне придется уйти, — сказал он.