Шервуд Смит - Троны Хроноса

Капсула остановилась, мичман открыл дверцу, и два десантника снаружи отсалютовали Панарху. Брендон принуждал себя передвигать ноги и отвечать на приветствия. Тихие шаги напомнили ему, что Вийя все еще с ним, и вызванный этим прилив ликования поддерживал его до самой каюты.

Войдя, они не успели даже словом перемолвиться: коммуникатор мигал в режиме срочного сообщения. Брендон устало остановился перед пультом, думая, включать его или нет.

— Думаю, твой адмирал не стала бы беспокоить тебя по пустякам, — заметила Вийя.

— Да, — улыбнулся ей Брендон. — Это явно не пустяки — потому-то я и боюсь отвечать. — Он повалился на стул, включил прием — и сожаление, преодолев усталость, предостерегающе пробежало по его нервам. Суеверие это было или нет, он предчувствовал, что ничего хорошего не услышит.

На экране появилась сама Нг.

— Прошу извинить, ваше величество, но Анарис Эсабиан требует разговора с вами. Прикажете соединить?

— Да. И оставьте канал открытым, если хотите понаблюдать, — его союзники уж точно будут смотреть. — Брендон взглянул на Вийю. Она тоже явно устала, и на ней был все тот же обгоревший черный комбинезон, который она носила на Пожирателе Солнц, но черные глаза оставались внимательными и непроницаемыми, как всегда. — Хочешь послушать?

— Да, — сказала она, становясь за его стулом.

На экране возник Анарис — он стоял рядом с Ювяшжтом, занимающим командное кресло. В глубине сидели за пультами несколько должарских офицеров, люк охраняли двое тарканцев. Моррийона видно не было.

Анарис вскинул глаза только раз, чтобы взглянуть на Вийю, молча стоящую позади Брендона, и тут же опустил их, словно сверля ими экран, а его рот сложился в легкую вызывающую улыбку.

— Тебе нечего сказать? Ни злорадства, ни угроз?

— Я как раз размышляю о... э-э... о физическом явлении, которым сопровождался уход твоего пригрозившего нам напоследок отца, — сказал Брендон. — Кроме того, остается вопрос этикета: что мне следует выразить тебе — поздравления или соболезнования?

— Принимаю и то, и другое, если ты подразумеваешь то же, что и я.

Брендон думал, что на этом разговор и закончится, но Анарис слегка постучал своим длинным пальцем по спинке кресла, за которым стоял.

Что он хочет этим сказать? Предлагает дуэль, это ясно. Теперь, когда опасность миновала, усталость зажала голову Брендона, как в клещах. С великим усилием он собрал свои разбегающиеся мысли и гаснущую энергию.

— Тебе непременно нужно, чтобы я злорадствовал и угрожал? Я могу попытаться, но, кажется, такого рода ритуалы как раз по твоей части.

Анариса это как будто позабавило.

— Предсказания твоего отца относительно судьбы моего сбылись с пугающей точностью. В этом свете его поведение по пути на Геенну я начинаю приписывать не столько трусости, сколько... капризу.

Поведение? Узел, о котором Геласаар рассказал Анарису, вместо того чтобы обречь его на гибель вместе со всем кораблем. В самом деле, почему? Отец как раз собирался сказать Брендону об этом, используя язык знаков, ключом к которому служило старинное изречение, когда Анарис взорвал его челнок. Брендон не раз уже задумывался о причине — и теперь, глядя в умные, откровенно саркастические черные глаза на экране, он сознавал, что еще много лет будет размышлять об этом бессонными ночами. Как, впрочем, и Анарис.

Если они оба будут живы.

Пауза между тем перешла в молчание. Может быть, он думает, что я знаю?

Брендон понимал, что все сказанное им может положить начало новой вендетте, которая унесет бесчисленное множество невинных жизней. Надо попытаться этого избежать.

— Тебе лучше знать, — сказал он. — Ты с ним говорил, а я нет. Тебе, а не мне решать, чем был его поступок — подарком или ошибкой.

Это не было объявлением войны и могло сойти за предложение мира.

Но Анарис, приняв внезапно скучающий вид, сказал:

— Ошибка Геласаара заключалась в том, что он приписывал мой интерес к его взглядам на государственную власть интересу к просвещенному правлению. Он заблуждался. Меня интересует завоевание и сохранение власти как таковой. В час своей наибольшей слабости не забудь посмотреть, нет ли меня рядом.

Ты всегда был хулиганом. Молодец Гален — он заставил тебя наблевать на собственные башмаки.

Это старое воспоминание вызвало у Брендона улыбку.

— Что ж, буду ждать, чтобы уже лично побеседовать с тобой на досуге о превратностях власти, — как можно мягче и спокойнее произнес он.