Татьяна Тарасова - Седьмая невеста

- Прочь!

Громовой голос Озаренного в мгновение остановил передвижение евнуха и заставил его в ужасе отпрянуть.

- А ты... - Дигон величественно протянул руку, пальцем указывая на сайгада. - Пошел вон!

Кумбар приподнял брови и удивленно - ибо се была его комната, - с легкой укоризной посмотрел на аккерийца.

- Ну и ну... - пробормотал он, удаляясь. - Вот и пускай во дворец таких...

С облегчением аккериец проводил взглядом Кумбара: при нем он в любой момент мог сбиться с игры и расхохотаться, а сего допустить было никак нельзя. Тем не менее остаться наедине, пусть и в одной из лучших комнат дворца, с жирным вонючим скопцом представлялось ему тоже удовольствием не из приятных. Но - делать было нечего. Евнух, шныряющий по всем этажам, должен знать побольше других, а ради открытия тайны Дигон готов был даже дотронуться пальцем до его пухлой волосатой руки. Потому он сдержал гримасу отвращения, криво улыбнулся и кивком велел евнуху сесть в кресло.

Дрожа, Бандурин исполнил желание Озаренного, примостил обширный зад свой на краешке кресла, чуть не сверзясь при этом на пол, и преданно уставился в синие, на удивление молодые глаза.

- Поведай мне, о верблюжий горб... как возлежала убиенная девица... с запинкой начал Дигон, мгновенно покрываясь потом в попытке составить правильно непривычные слова, - что у ней висело... на лилейной шее...

- Удавка висела, - с готовностью ответствовал скопец, подаваясь вперед. - То есть не висела, а тут же валялась... Длинный такой шнурок, шелковый.

- Грм... А девица возлежала как?

- Хорошо.

- Что хорошо?

- Возлежала хорошо, - промямлил Бандурин, не в силах уразуметь вопроса. Как же можно возлежать? Обыкновенно. Как все возлежат на ложе своем. Он бросил опасливый взгляд в суровые синие очи Озаренного и тут же благочестиво опустил голову, сложил руки на коленях.

Едва сдержав злобный рык, Дигон удовольствовался тем, что про себя обозвал евнуха вонючей задницей, шкурой шелудивого осла и дерьмом Бурганова отродья. Но следующий его вопрос поверг бы в недоумение и мудреца, прочитавшего сотни книг.

- Каковы очи её были и куда таковые очи сии направлены были?

Бандурин начал стремительно багроветь. Из всего вопроса он понял только слово "очи", и теперь ему следовало как-то распорядиться этим словом, чтобы Озаренный остался им доволен.

- Очи... - просипел несчастный скопец, - очи сии буде страстны... Лесом густым покрыты...

- Хр-р-р... - зарычал подобно льву седобородый старец, сверкнув своими юными синими глазами. - Каким лесом, навозная куча? Каким ещё лесом?

- Лесом ресниц, - робко пояснил Бандурин.

Дигон задумался. Евнух явно не понимал его запутанных речей, хотя несомненно старался: от натуги красный словно роза в императорском саду, он так вращал маленькими глазками, что они грозили вот-вот вывалиться из орбит. Испустив тяжелый вздох, заставивший Бандурина подпрыгнуть в кресле, аккериец продолжил допрос.

- Каковая собака шныряла возле тела убиенной девицы?

- Собаки не было, - воспрял духом скопец, впервые уловив смысл речей Озаренного. - Тариком клянусь, господин, ни единой собаки не было!

- Под собакою человека разумел я, дурень! - сквозь зубы процедил аккериец, приподнимая полу хламиды и вытирая ею взмокший лоб.

- Деву ли? Мужа? - деловито осведомился Бандурин, и осмелился наконец поднять глаза на Озаренного.

- Все равно, деву или мужа! Говори, жирная курица, был кто в её комнате или нет?

- Никого, - доложил скопец, ничуть не оскорбленный "жирной курицей". - Ни единой собаки!

- Какой собаки? - взревел Дигон, поднимая огромный кулак и поднося его прямо к короткому пятачку евнуха.

- Под собакою человека разумел я, господин, - пропищал бедняга. По челу его ручьем лился пот ужаса; руки дрожали, и все волоски на них вздыбились; ягодицы покрылись зябкими мурашками и зачесались. С мольбою обратив взгляд на Озаренного, евнух бухнулся на колени и, не успел Дигон отодвинуться, припал к босым пальцам ног его мокрыми губами.

Последовавший за этим удар отбросил скопца к противоположной стене, но не убил, так что пару мгновений спустя Бандурин, успокоенный и даже умиротворенный, смог занять свое место в кресле.

- А теперь, - зловеще ухмыльнувшись в бороду, произнес Дигон, говори мне всю правду. Всю, тучный червь, не то я тебя скормлю нашему козлу... то есть нашему богу Умбадо!

Бандурин затрясся.

- Да что говорить-то, господин? - он тоскливо огляделся, словно надеясь узреть в этой комнате нечто, способное помочь ему понять хитрые речи Озаренного. - Правду! Я все знаю! Все! - гремел аккериец, со вкусом входя наконец в свою роль. - Ты! Скопец! Посягнул! На...