Влад Копернин - Это было у моря

Кругом сотрудники грузят нечисть в «воронки».

Барон наконец раскуривает сигару, предлагает присутствующим закурить. Юле и Глебу не до этого, Лацис осторожно выбирает небольшую торпеду и откусывает кончик. Собирается прикурить от уголька – останка несчастного пузатого самовара. Потом не выдерживает и спрашивает:

– Послушайте, я человек прямой и буду говорить без обиняков. Вот вы барон. Классово чуждый нам элемент. Почем вы нам помогли?

Самеди отмахивается, как от нелепицы, как от назойливой мухи:

– Но Мартен-Жан, как же можно так серьезно все это воспринимать?

Взгляд Мартина Яновича становится жестким:

– Работа такая: всерьез воспринимать классовых противников.

– Можете считать, что «барон» это не титул. Как у вас принято говорить, м… позывной.

Лацис светлеет лицом:

– А, оперативный псевдоним!

– Навроде того. И кто кому помог – еще вопрос. Я своими руками не имел права расправиться с пауком. А у меня с ним старые счеты. Я посетил вашу прекрасный страну, именно чтобы свесть их.

– То есть мы действовали против общего классового врага. Хорошо, товарищ Барон. Очень хорошо.

Лацис наконец расслабленно откидывается на спинку стула и с наслаждением пускает ароматный дым.

Подытоживает:

– Получается, что в этом дворе сплетена тройная паутина. Паук сам попался в сети. Это прекрасно. Это справедливо.

– Где же вы видеть справедливость, уважаемый Мартен-Жан?

– Сколько эти упыри наших девушек испортили? Что они делали с их телами! Какая грязь, какая мерзость! Даже я, привычный ко всему, содрогаюсь. Что ж. Мое возмездие, и аз воздам.

Барон улыбается:

– Гораздо страшнее, господин Лацис, то, что они делали с их душами. Впрочем, ваша служба, видимо, не позволяет вам задаваться такими вопросами? А про возмездие… Я предлагаю вернуться к этому разговору лет через десять. – Он зажмуривается, что-то подсчитывая. – Да, через десять с половиной лет, в марте тридцать восьмого.

– Я не загадываю так далеко. Делай что должно, и будь что будет.

– Хороший ответ. Я запомню его. Но есть еще одна причина, по которой я не мог не вмешаться в происходящее. В силу ряда глубоко личных причин я не могу не помочь умирающему или умершему ребенку.

И барон кивает на Юлу.

Та вздрагивает:

– Так я разве умерла?

Барон смеется, касается полей цилиндра двумя пальцами и растворяется в предрассветной лиловой мгле.

Юла закрывает глаза:

– Глеб, Глеб, родненький, скажи мне: ведь я просто слишком много выпила, да? Просто слишком много?

Глеб сжимет ее руку, не отвечая.

Лацис поднимается и ласково гладит ее по голове:

– Если хочешь, дочка, можешь считать и так. Если хочешь…

В рассказе использованы стихи Я. Ядова (Давыдова), Л. Утесова, А. Вертинского, а также других авторов начала ХХ века.