Ким Робинсон - Дикий берег

– Они в развалинах весовой станции, – сказал Стив, когда мы порядком отошли от других лодок. – Я там был. Они разбили постоянный лагерь. Дженнингс у них за старшего.

– Значит, они там? Сколько их?

– Человек пятнадцать – двадцать. Дженнингс спросил меня, где ты. И еще он хочет знать, когда высаживаются японцы. Когда и где. Я сказал ему, что мы знаем где и в самом скором времени разузнаем когда.

– Зачем ты это сказал? – спросил я. – Может, японцы вовсе не собираются высаживаться в ближайшее время.

– Но ты же слышал, как мусорщики об этом говорили!

– Да, но кто знает, может, они врали?

– Ладно, – сказал он и забросил блесну. Я с тоской уставился на черные обрывы Бетонной бухты. Стив продолжал: – Если так рассуждать, ни в чем никогда не будешь уверен. Но раз эти мусорщики столько сказали Эду, значит, он с ними в деле и ему дадут знать, когда высадка. Я повторил Дженнингсу, что мы говорили ему прежде, и обещал, что мы все разузнаем.

– Что не мы, а ты говорил ему прежде, – поправил я.

– Ты был вместе со мной, – сердито отвечал он. – Нечего прикидываться, будто тебя там не было.

Я забросил блесну с другого борта и отпустил леску. Потом сказал:

– Я там был, но это не значит, что мне очень нравится вся затея. Слушай, Стив, как наши посмотрят, если узнают, что мы помогаем людям из Сан-Диего вопреки общему решению. Чем будем оправдываться?

– А мне плевать, что про нас скажут. – У него клюнуло, и он со злобой дернул удочку. – И это еще если узнают. Они не могут запретить нам делать, что мы хотим, тем более что мы сражаемся за них, за трусов. – Он забагрил скумбрию, будто это один из трусов, о которых шла речь, втащил ее в лодку и с размаху шмякнул головой о дно. Она слабо встрепенулась и испустила дух. Стив продолжал: – В чем дело, ты решил меня бросить? Теперь, когда мы зазвали их сюда и они ждут?

– Нет, я не собираюсь тебя бросать. Просто не знаю, хорошо ли мы поступаем.

– Конечно, хорошо, и ты это знаешь. Вспомни, что ты сам говорил на собрании! Ты был лучше всех, ты все говорил правильно, до последнего слова. И ты знал, что прав. Давай вернемся к делу. Мы должны выведать у Эда день высадки, а с Шенксами знаком ты. Сходи к ним, постарайся подобраться к Мелиссе, а там видно будет.

– Хм. – (Зря я в свое время не рассказал Стиву, как Эд с Мелиссой обвели меня вокруг пальца.) У меня клюнуло, но я слишком резко дернул, и рыбина сорвалась. – Надо подумать, – промямлил я, не решаясь сознаться, что врал, выставляя себя в лучшем виде.

– Ты должен.

– Ладно, ладно! – воскликнул я. – Оставь меня в покое, понял! Я что-то не слышал от тебя дельного совета, как выспросить у Эда про день, если он не захочет говорить. И отвяжись от меня!

Мы замолчали и стали смотреть на свои лески. Холмы на берегу вздымались и падали, под ярким дневным солнцем их зелень казалась пожухлой.

Стив переменил тему:

– Я все надеюсь, что этой зимой мы снова попробуем бить китов. Думаю, для начала можно было бы загарпунить кита поменьше. Может, не с одной лодки.

– Без меня, пожалуйста, – отрезал я. Он покачал головой:

– Не понимаю, чего на тебя нашло, Хэнк. С самого возвращения…

– Ничего на меня не нашло. – И горько прибавил: – Ровно то же самое можно сказать о тебе.

– С чего ты взял? Из-за того, что я думаю о китовой охоте?

– Нет, черт возьми.

Единственный раз, когда мы пытались убить серого кита, мы вышли в море на больших лодках, и Рафаэль метко бросил гарпун собственного изготовления. А потом мы стояли и смотрели, как кит нырнул и привязанный к гарпуну трос мигом размотался и ушел под воду. Наша ошибка была в том, что трос мы привязали к кольцу на носу: кит просто утащил лодку под воду – буль! – и все гребцы очутились в ледяной воде. Кончилось тем, что вместо кита мы выуживали из воды своих товарищей. Разматываясь, канат чиркнул Мануэля по руке, и тот чуть не умер от потери крови. Джон тогда объявил, что наши лодки малы для китобойного промысла, и я, поскольку был в соседней с затонувшей лодке, склонен был с ним согласиться.

Однако сейчас я думал не об этом.

– Ты все время прешь на рожон, – медленно сказал я. – Испытываешь отцовское терпение. Не знаю, что, ты думаешь, из этого выйдет…

– Ты вообще не знаешь, что я думаю, – перебил он таким тоном, что стало ясно: он не желает говорить на эту тему. Глядя на его плотно сжатые губы, я видел, что он вот-вот взорвется. Такое выражение бывает иногда у собак: тронь меня еще раз, и я откушу тебе ногу. У меня клюнуло, и я смог без труда оставить этот разговор. Однако, очевидно, я что-то нащупал. Может, Стив надеется, что Джон вышвырнет его из долины и он, Стив, будет свободен делать, что ему вздумается…