Ким Робинсон: У кромки океана

– Привет, ребята! – в почти привычной для нее манере. Но что-то в ней изменилось – это заметили все.

Рамона из тех людей, которые всегда широко улыбаются и приветливо разговаривают. Дорис находила это раздражающим.

– Рамона – биологический оптимист, – проворчала как-то она. – Оптимизм сильнее ее, он просто у нее в крови. Оптимистическая химия организма.

– Секундочку! – возразил Хэнк. – Ты ведь из тех, кто всегда говорит о ценностях – а не должен ли оптимизм быть результатом волевого акта? Я по поводу этого твоего «химизма крови».

Дорис ответила, что оптимизм действительно результат напряжения воли, но приятная внешность, умственные способности и хорошие физические данные – качества биологические, и они, без всякого сомнения, очень помогают тем, кому достались, эту самую волю не особо напрягать.

Во всяком случае, вид у Рамоны сейчас был весьма странным – вид несчастного оптимиста. Даже Кевин, начав играть с Рамоной в мяч с полным намерением вести себя как всегда и избавить ее таким образом от дурацкого сочувствия, приуныл, заметив, насколько подавленной она выглядит. Он понял: глупо делать вид – мол, все прекрасно, – когда Рамона не обращает на это притворство ни малейшего внимания. И Кевин просто продолжал разминку, бросая ей мяч и ловя его.

Судя по силе бросков, она уже достаточно разогрелась. Рамона Санчес имела хорошую руку и пушечный удар. Однажды Кевину довелось увидеть, как ее мяч начисто выбил спицу из колеса стоящего велосипеда, а колесо даже шелохнуться не успело. Своими ударами она регулярно рвала кожаные завязки на перчатках игроков первой базы, а пару раз даже ломала им пальцы. Кевину пришлось быть предельно внимательным, чтобы избежать подобной участи, так как мяч преодолевал пространство между ними почти мгновенно.

Действительно, настоящая пушка. Да еще и не в духе. Они продолжали перебрасываться в тишине, прерываемой только чмоканьем мяча о перчатку. Кевин чувствовал в этом своеобразное выражение солидарности. Или он только надеялся на это, так как говорить-то было нечего.

Объявили начало игры. Кевин подошел и встал рядом с Рамоной, натягивавшей свои щитки. Она делала это с такой яростью и силой, что было неестественным притворяться, что ничего не замечаешь, и Кевин пробормотал нерешительно:

– Я слышал о тебе и Альфредо.

– Угу, – буркнула она, нисколько не удивившись.

– Сочувствую.

Внезапно уголки ее рта поползли вниз, она скорчила страдальческую гримасу. «Вот какой несчастной я буду, если дам волю чувствам», – показывала Рамона своим видом. Затем к ней снова вернулся стоический облик, она пожала плечами, встала и прогнулась, разминая ноги. Ее бедра напряглись, под гладкой загорелой кожей четко проступили мускулы.

Рамона и Кевин вернулись к скамейке, где сидели, помахивая битами, их товарищи по команде. Капитаны сдали секретарю судейской коллегии карточки игроков, и действо начало разворачиваться по привычному сценарию: команды заняли площадку – игроки первой базы давали накаты полевым игрокам, подающие делали прикидочные удары, те, кто стоял за площадкой, отбивали летящие «в аут» мячи – в общем, все, не связанное с ритуалом, отошло на задний план. Кевин, первый отбивающий в этом сезоне, выбежал на площадку, готовый к бою. Игроки выкрикивали и ему, и подающему что-то подбадривающее, даже соперники орали: «Бей!»

Подающий размахнулся, первый мяч сезона взмыл в воздух, и сразу же крики «Лупи!», «Начинай!», «Давай!» стали затихать и растворились в пространстве. Белый блестящий новенький мяч превратился на время в центр Вселенной, ее фокус. Кевин поднял биту, игра началась.

Игра для Кевина складывалась нелегко. «Лобос» вел в счете, но совсем чуть-чуть. Кевин сделал «четыре – четыре»; вот уж действительно повод для радости…

В поле Кевин занял место у третьей базы, чтобы наблюдать за каждым ударом. «Третья база – лезвие бритвы, на третьей базе ты – как мангуста среди змей»; эти слова звучали в его голове с самого детства. Сейчас они казались насмешкой. Временами появлялась возможность ударить, но в основном надо было держать позицию и наблюдать. Одни и те же фразы повторялись снова и снова: «Аут! Мяч налево! Подача!» Игра – словно какой-то религиозный обряд. Или наоборот?..

Кевин ослабил внимание, поддавшись усыпляющему ритму заурядной, серой игры, но внезапно события стали стремительно разворачиваться. «Апельсины» выиграли подряд четыре подачи. После двух аутов вышел подавать Сантос Перес. У Сантоса мощный удар, это известно, и, когда Донна приготовилась отбивать, Кевин, предельно собравшись, занял привычную позицию у своего насиженного гнезда. Сантос послал мяч низко над землей слева от Кевина, тот прыгнул «рыбкой», но мяч просвистел в дюйме от его растопыренной руки в перчатке. Кевин с проклятиями рухнул на площадку, распахав землю брюхом и локтями, перевернулся и успел заметить, как Рамона на бегу делает резкий рывок в сторону летящего мяча.