Ким Робинсон - У кромки океана

Я уставился на него.

– Подумайте, – сказал он.

Я обдумал все, о чем он говорил. Позже встретился с его товарищами, беседовал о новой партии; разговаривал и с другими людьми. Я понял из этих бесед, что здесь много работы, которая ждет меня.

Я решил взяться за эту работу; найдется дело и для Памелы. Мы говорили с ней по радио, ей идея понравилась. В конце концов – работа, причем то, что она умеет делать. И то, что я умею.

Не понадобилось много усилий, чтобы убедить меня. В любом случае надо чем-то заниматься… Не просто писать утопию, но и бороться за нее в реальном мире. Я должен делать это; я просто не могу этого не делать; в разговоре с одним человеком здесь, поздним вечером, мне неожиданно открылось почему.

Ведь я сам вырос в утопии. Калифорния в годы моего детства была раем. Я рос здоровым, правильно питался, был хорошо одет, обитал в хорошем жилище. Школьная библиотека хранила все сокровища мировой литературы. После занятий мы играли с другими мальчиками в апельсиновой роще. Когда подросли, развлечения стали другими – сначала игра в Малой лиге, а затем в школьном джазе.

Каждый день я ходил на берег в поисках приключений и находил их, а когда возвращался домой, к матери и отцу, в дом, который они построили надежным, как крепость, весь мир казался прочным, словно отчий дом. Поняли вы теперь, что такое утопия и как себя чувствуют те, кто в ней живет?

Но если глядеть шире, то о каком рае на Земле может идти речь? Пока я жил в своем доме на солнечном берегу, большая часть мира прозябала – и прозябает – в нищете, голоде, болезнях, обитает в хижинах из картонных коробок и гибнет от пуль чужих солдат или собственной полиции. Я вырос словно на острове. Подобным образом живут дети аристократов. Конечно, мое детское восприятие жизни тогда и теперешнее понимание ее – совсем разные вещи. Но все же я жил, и я знаю, на что похожа жизнь, а не прозябание. Такой жизни не худо пожелать каждому. Не в частностях, конечно, а в главных ее чертах – даре счастливого детства, пожизненного ощущения безопасности, хорошего здоровья до глубокой старости.

Я хочу работать, чтобы сделать такую жизнь реальностью для большинства. Я буду бороться, чтобы в один прекрасный день весь мир стал утопией, а сказочная моя Калифорния оказалась предтечей, образцом того, что наступит. Тогда мое детство станет свершившейся судьбой. Скорее всего я не узнаю, как и когда это произойдет. Возможно, это станет ясным только после нашей смерти – уже новым поколениям. Но пусть будущее рассудит. Потомки оглянутся назад и осудят нас, наше бегство в утопию. Но я желаю, я ищу утопию; я хочу, чтобы она превратилась в реальность, и поэтому остаюсь бороться за нее. Потому что я жил на этом острове. Мне известно, что такое счастливое детство.

Кевин работал у Оскара, когда до него дошла весть. Сидя на крыше, Кевин заканчивал шпаклевать швы световых люков над спальней. Кто-то позвал его с улицы. Кевин вытянул шею над коньком и увидел отца Рамоны – тот стоял на обочине рядом с валяющимся велосипедом, уперев руки в бедра. Педро смотрел снизу на Кевина необычно серьезным взглядом.

– Да, Педро! Что случилось?

– Спускайся. Плохие новости.

Кевин поспешно лез вниз по лестнице, приставленной к стене. Сердце стучало. Что-то случилось с Рамоной; ей больно, и она хочет, чтобы Кевин был рядом.

– Том… – произнес Педро, когда Кевин достиг земли. И снова у Кевина екнуло сердце. Один лишь взгляд на лицо Педро сказал все. Глубокая складка меж бровей.

Педро крепко взял Кевина за плечо:

– Корабль повредило во время шторма; а Том… его смыло.

– Он… что?..

Кевин никак не мог взять в толк, что произошло, а Педро не знал подробностей. Постепенно начало доходить: Том погиб в море.

Кевин сел на козлы и огляделся. Перед ним был двор, заваленный строительным мусором и досками. В ярком солнечном свете плотным облаком стояла пыль. Он не мог поверить. Не понимал, как это так…

– Я думал, корабли в наши дни не тонут… Гордый «Ганеш», словно птица летящий прочь из гавани Ньюпорта в открытое море…

– Он не утонул. Но многие отсеки оказались пробиты, и капитан решил, что безопаснее перейти в спасательные лодки. Корабль так и остался там, с крупными повреждениями, покинутый людьми. Наверное, они угодили в тайфун и судно налетело на поле притопленного леса или что-то вроде этого. Ударами бревен разворотило всю носовую часть ниже ватерлинии.

Педро снова тронул Кевина за плечо. Тот поднял взгляд. На скулах пожилого мужчины шевелились желваки. Было видно, насколько тяжело ему сейчас говорить. До чего же он похож на Рамону, этот седой шестидесятичетырехлетний человек… Горе неожиданной стрелой пробило коросту бесчувственности, владевшей Кевином уже которую неделю. Спазм перехватил горло.