Григорий Темкин - Лунный лист

- Пуйме, сейчас другое время! Шаманов больше нет. Ненцы лечатся у врачей в больницах... Часто к тебе сюда приходят?

- Редко, - грустно согласилась Пуйме.

- Ну вот. И даже если у кого и родится ребенок-сиртя, сегодняшние ненцы не отдадут его тебе.

- Может, и не отдадут, - вздохнула Пуйме. - Может, я сама рожу. Девушка сказала это просто, как нечто само собой разумеющееся. - А если среди моих детей не родится ни один сиртя... Что ж, значит, таково желание Нума.

Пуйме отставила кружку с чаем, наклонила голову, прислушиваясь.

- Дедушка отдохнул, - сказала она. - Сейчас начнет вспоминать. Иди, будешь дальше слушать.

В ЦЕНТРЕ ЗЕМНОГО КРУГА

Роман вернулся к постели больного, взял его за руку. И снова ощутил горячее "электрическое" покалывание в пальцах. Губы старика с усилием шевельнулись, и доктор вдруг то ли услышал, то ли увидел полуслова-полуобразы, которые складывались в его мозгу в яркие отчетливые эпизоды.

...В одеянии жреца он стоял у подножия храма на высоком утесе, о который внизу лениво терлись ласковые синие волны, и любовался своей страной - обширной, щедрой, прекрасной, как обитель богов в заоблачных вершинах Сумера.

Под ним правильным семиугольником лежал его родной город Нери, воздвигнутый на берегу океана близ устья полноводной Геды во славу правителей страны Игма и на устрашение ее врагам. Огромные каменные стены окружали город. На каждом углу по периметру стены стояла мощная сторожевая башня, и не было такого места на крепостных стенах, куда бы не достала стрела лучника, пущенная через башенную амбразуру.

Семь ворот вели в город, но, чтобы миновать тяжелые решетки, закрывающие доступ в Нери, нужно было по подъемному мосту пересечь ров, а прежде чем взойти на мост, требовалось получить разрешение у начальника стражи...

А желающих попасть в город было множество: в гавани теснились остроклювые суда, глубоко осевшие в воду от обилия привезенных товаров; со всех сторон по семи дорогам тянулись в Нери нескончаемые караваны повозок, запряженных круторогими быками; пешие и конные уступали дорогу рабам, несущим на паланкинах чинно восседавших вельмож. Все они стремились попасть в славный Нери, цитадель счастливейших и мудрейших.

С утеса просматривались и улицы города, прямые, как копье, и белоснежные купола дворцов, отсюда, с высоты, кажущихся не больше яйца вещей птицы Инг, и серые полушария богатых вилл, утопающих в зелени фруктовых садов, и нарядные кубики из розовой глины, обсаженные деревьями, - дома простых граждан Нери.

На площади близ ворот, выходящих к порту, кипела торговля, спорили иноземные купцы. Среди них были светлокожие гиганты из племени тро, которые ударом кулака могли убить быка, коварные узкоглазые барги, известные тем, что ради прибыли они были готовы отправиться хоть на край света, широкоплечие черные воу, как никто другой искушенные в кузнечном ремесле...

Казалось, базар принадлежал всецело им, чужеземцам, только между собой ведут они торг. Однако, приглядевшись, можно было заметить, как среди горластых купцов, не обращая на толчею внимания, чинно прогуливаются мужчины и женщины в голубых плащах с изображением священной горы Сумер центра Земного Круга. Этих людей от шумной многоязычной толпы отличала белая, как снег, кожа, волосы цвета полуденного солнца, властная осанка. И рост. Самый высокий из них едва ли был по грудь самому низкорослому купцу. Но все же стоило человеку в голубом плаще - будь то вельможа, стражник или простолюдин - поднять руку, как шум вокруг него моментально умолкал, ссоры прекращались, и иноземцы почтительно склоняли головы: какой товар удостоит своим вниманием досточтимый и мудрый скерлинг?

"Нет народа мудрее нас, скерлингов, - с гордостью подумал он. - И нет среди скерлингов более мудрых, нежели мы, жрецы, избранники богов..."

И тут увиденные живые картинки в голове Романа заметались, теряя четкость...

...Он - теперь не жрец, а ученый-сиир по имени Неймс восторгом взирал на мир с высоты птичьего полета. Хотя нет такой птицы, которая смогла бы парить столь высоко над священной горой Сумер. Только разум человека мог создать эту летающую колесницу, на которой подняли его в воздух мудрейшие чужеземцы.

Забыв о своем невольном страхе перед необычной внешностью и одеждами чужеземцев, о боязни полета, забыв вообще обо всем на свете, Нейм в упоении водил серебряной иглой по покрытой воском дощечке. Его уверенная рука переносила на воск контуры земли, что виднелась сквозь прозрачные стены колесницы.