Герберт Уэллс - Борьба миров (пер. Пименова)

Еще мгновение — и меня накрыло громадной волной, температуры, близкой к точке кипения. Я вскрикнул от боли и, полуошпаренный, ослепленный, стал через силу плыть к берегу. Стоило мне ослабеть — и мне бы пришел конец. Беспомощный, беззащитный, я упал, на виду у марсиан, на широкую открытую, песчаную отмель, которая образует косу при впадении Уэя в Темзу. Я ожидал только смерти…

Смутно припоминаю, как ярдах в двадцати от моей головы на рыхлый песок вступила нога марсианина и расшвыряла мелкий гравий. Припоминаю после того долгий промежуток томительного ожидания, и затем четыре гигантские фигуры, с останками своего товарища на руках, сперва совсем ясные, а потом постепенно заволакивающиеся пеленою дыма, стали бесконечно медленно, как мне казалось тогда, удаляться по широкому пространству речных лугов. И только постепенно у меня проснулось сознание, что я каким-то чудом спасся!

Получив неожиданный урок, доказавший им силу земного оружия, марсиане отступили на свою прежнюю полицию к Горселльскому полю и второпях, обремененные тяжелой ношей, проглядели, вероятно, много жертв, вроде меня, попадавшихся им на пути. Если бы они бросили своего убитого товарища и двинулись дальше, они не встретили бы до самого Лондона ничего, кроме батарей с двенадцатифунтовыми пушками. Они явились бы в столицу раньше, чем успела бы туда долететь весть об их приближении, и их появление было бы так же внезапно, страшно и разрушительно, как землетрясение, уничтожившее сто лет назад Лиссабон.

Но они не торопились. Цилиндр следовал за цилиндром в межпланетном пространстве, и каждые двадцать четыре часа приносили им подкрепление. А тем временем военные и морские власти, теперь уже оценившие могущество врага, работали с неослабной энергией. На позиции ежеминутно подъезжали новые пушки, и до наступления сумерек, за каждой рощицей, за каждым рядом пригородных вилл на холмистых склонах Кингстона и Ричмонда, скрывалось подстерегающее черное дуло орудий. А по всему пространству выгоревшей, опустошенной местности, тянувшейся, может быть, на двадцать квадратных миль вокруг лагеря марсиан, по выжженным развалинам деревень, под черными дымящимися сводами ветвей, которые всего лишь за день до того были сосновым лесом, пробирались самоотверженные лазутчики с гелиографами, на обязанности которых лежало предупреждать артиллеристов о приближении марсиан. Но марсиане знали теперь силу нашей артиллерии; они понимали опасность близости людей, и ни один человек, не рискуя жизнью, не мог приблизиться ближе, чем на милю, ни к одному из цилиндров.

Повидимому, всю вторую половину дня марсиане были заняты переноской разных вещей из второго и третьего цилиндров — второй лежал под Эддельстоном, а третий — у Пирфорда — на их первоначальную позицию, в песочную яму на Горселльском поле. Невдалеке от ям, у почерневшего вереска и развалин домов, один из них стоял на часах, тогда как остальные, покинув свои гигантские боевые машины, спустились в яму. Они работали до поздней ночи и с холмов у Мерроу и даже, как говорили, из Бэнстида и с Ипсомской возвышенности можно было видеть валивший оттуда густой столб зеленоватого дыма.

В то время когда марсиане сзади меня готовились к следующему выступлению, а человечество, впереди меня, собиралось с силами для предстоящего боя, я с невероятными усилиями и трудом пробирался из дымящегося ада Уэйбриджа в Лондон.

Я заметил вдали брошенную лодку, плывшую вниз по течению. Скинув с себя промокшее платье, я пустился вплавь за этой лодкой, догнал ее и таким образом спасся от гибели. В лодке не было весел, но я решил действовать руками, насколько это позволяли мои ожоги. Я пробирался с большим трудом вниз по реке к Галлифорду и Уольтону, поминутно оглядываясь назад, как это вы легко поймете. Я выбрал путь по реке потому, что на воде было больше шансов спастись, в случае возвращения марсиан.

Горячая вода, образовавшаяся при падении боевой машины марсиан, спускалась по течению вместе с моей лодкой и, так как от нее все время поднимался пар, то в начале пути, на протяжении одной мили, мне почти не видно было берегов. Один раз я впрочем увидел вереницу черных фигур, бежавших по лугу со стороны Уэйбриджа. Галлифорд казался совсем опустелым, и некоторые из его домов, обращенные к реке, горели. Мне странно было видеть клубы черного дыма и перебегающие струйки пламени под знойным синим небом летнего дня, среди затихшей деревни, покинутой людьми. Я никогда еще не видел пожара без суетящейся толпы. Немного подальше, на берегу, горел и дымился тростник, и полоса огня жадно ползла к сену, убранному в стога.