Герберт Уэллс - Искусственные алмазы

Меня задержали кое-какія дѣла въ Ченсери-Лэнѣ, такъ что я освободился лишь къ девяти часамъ вечера — и съ головной болью, которая отнимала у меня всякую охоту заняться еще чѣмъ нибудь или пойти искать развлеченіи. Узкая полоса неба, виднѣвшаяся между громадными домами, окаймляющими эту улицу, похожую на горное ущелье, указывала на ясный, погожій вечеръ, и я рѣшилъ спуститься къ набережной, чтобы прохладить свою усталую голову, любуясь на огоньки, мелькавшіе по рѣкѣ. Самое благопріятное время для этого мѣста именно вечеръ: благодатная темнота скрываетъ отъ глазъ загрязненную воду, а огни всѣхъ переходныхъ степеней освѣщенія, начиная отъ керосина съ его оранжевымъ пламенемъ, до желтаго газа и синевато-бѣлаго электричества, принимаютъ, среди мрака, разные фантастическіе оттѣнки, отъ зеленовато-сѣраго до темно-багроваго. Сквозь арки Ватерлооскаго моста виднѣются сотни огоньковъ, очерчивая собою изгибы рѣки, а на парапетомъ ея высятся башни Уэстмюнтера, рѣзко выдѣляясь своею томною массою на звѣздномъ небѣ. Черныя волны катятся медленно, нарушая лишь случайнымъ всплескомъ общую тишину и правильное отраженіе огней въ водѣ…

— Теплая ночь, — сказалъ кто-то возлѣ меня.

Я оборотился и увидалъ рядомъ съ собой, человѣка, облокотившагося тоже на парапетъ. Лицо у него было благородное, довольно красивое, хотя блѣдное и исхудалое. Застегнутый до верху сюртукъ съ приподнятымъ воротникомъ, уже очень поношенный, указывалъ на свѣтское положеніе этого незнакомца лучше всякаго мундира. Я понялъ, что если только заговорю съ нимъ, то присужу себя заранѣе къ уплатѣ извѣстной суммы на ночлежный пріютъ и на завтракъ.

Я смотрѣлъ на него съ любопытствомъ, желая угадать, разскажетъ ли мнѣ этотъ человѣкъ что нибудь стоящее такой платы или же передо мною, просто, одинъ изъ глупцовъ, не умѣющихъ ни за что взяться, и даже разсказать занимательно о своихъ неудачахъ? Но такіе глаза и лобъ не могли принадлежать тупому человѣку, и нижняя губа его вздрагивала такъ, что вызывала во мнѣ желаніе узнать его поближе,

— Да, ночь теплая, — сказалъ я, — но тутъ становится уже немного прохладно.

— Нѣтъ, не нахожу, — возразилъ онъ, все глядя на рѣку. — Здѣсь хорошо… именно по вечерамъ.

Онъ помолчалъ немного, потомъ продолжалъ:

— Такъ пріятно найти подобный тихій уголокъ въ этомъ шумномъ Лондонѣ! Послѣ дневныхъ хлопотъ, стараній достичь чего нибудь, выполнить свои обязательства, найти средство противъ грозящихъ опасностей, человѣку приходилось бы плохо, если бы онъ не могъ найти мѣстечка, въ которомъ можно вздохнуть свободно…

Онъ проговорилъ все это, останавливаясь подолгу между каждой фразой, и началъ опять тѣмъ же порядкомъ;

— Вы, вѣрно, тоже переутомлены физически и нравственно… иначе, вы и не зашли бы сюда. Но врядъ ли вашъ мозгъ и ноги изнемогаютъ такъ, какъ мои… Право, иной разъ я думаю, что игра не стоитъ свѣчъ… И не лучше ли мнѣ бросить все… имя, богатство, положеніе… и занятыя какимъ нибудь простымъ ремесломъ?.. Но только я убѣжденъ въ томъ, что если я откажусь отъ своей цѣли… Хотя она и смѣется надо мной до сихъ поръ… я буду мучиться раскаяніемъ до конца моихъ дней.

Онъ замолчалъ. И смотрѣлъ на него, не зная, что думать. Видъ у него былъ самый нищенскій: одежда чуть, не въ лохмотьяхъ, самъ онъ грязный, небритый, нечесанный, точно вылѣзшій изъ-подъ кучи мусора. И между тѣмъ, онъ говорилъ о какихъ-то трудныхъ занятіяхъ, утомлявшихъ его. Мнѣ становилось смѣшно. Онъ быль или помѣшанъ, или трунилъ надъ своей собственной нищетой.

— Если высокое положеніе и обширныя занятія имѣютъ свою тѣневую сторону, потому что требуютъ напряженія и вселяютъ тревогу, то они доставляютъ и вознагражденіе человѣку, — сказалъ я. — Обширное вліяніе, возможность дѣлать добро, помогать тѣмъ, кто бѣднѣе и слабѣе насъ, все это можетъ доставлять удовольствіе, способное заглушить нѣкоторыя непріятности. Прибавьте къ этому еще внѣшній блескъ положенія…

Мой шутливый тонъ быль, просто-на-просто, большой пошлостью. Я издѣвался надъ несоотвѣтствіемъ между наружностью этого незнакомца и его рѣчами, но чувствовалъ, даже въ то самое время какъ говорилъ, что поступаю неблагородно.

Онъ взглянулъ на меня, видимо, задѣтый за живое, но отвѣтилъ спокойно:

— Извините, я забылся… Конечно, вы на могли понять…

Мы замолчали, но онъ не переставалъ смотрѣть на меня и сказалъ снова: