— Сканирующем?
— Да, разбивающем кадр на горизонтальные полосы, по которым последовательно пробегает луч света, подобно электронному лучу телевизионной камеры. Такого нет еще ни в одной лаборатории мира. Это результат их коллективного творчества. Вы сохраните эту пленку, она сможет пригодиться. Неизвестно ведь пока, удастся ли восстановить этот автомат после катастрофы. А идею сканирования очень трудно было реализовать из-за большой сложности обучения автомата правильному отбору событий, происходящих в микромире. Для него нужно было разработать необычайно тонкую программу, предусматривающую не только всевозможные, но и самые неожиданные ситуации на пленке. Ну, а что касается Михаила Николаевича, то за него я теперь совершенно спокоен. По-моему, он здоров и вспомнит Бее без психологических экспериментов. Нужно только…
— Нет, нет! — испуганно перебивает академика Урусова Александр Львович. — Ничего не нужно. Это лишь усилит шок. Он уже пробовал вспомнить интересующие вас подробности, но это вызвало у него лишь чувство отчаяния и вообще могло завершиться серьезным психическим расстройством.
— Но ведь вы же знаете, как важно…
— Да, я знаю это и потому только решаюсь на этот эксперимент.
Михаил Николаевич Холмский ходит теперь на киностудию почти каждый день. Он консультирует художников и декораторов, дает советы режиссеру и актерам, присутствует на репетициях и съемках. А недели через две ему предлагают посмотреть несколько отснятых кусков кинофильма.
— Когда мы начали работу над этой картиной, — доверительно говорит Михаилу Николаевичу режиссер, — нам хотелось показать современных физиков этакими покорителями природы, властелинами Вселенной. Но чем глубже вникали мы в суть проблем современной физики, тем труднее представлялось и нам, и авторам сценария наше положение. Конечно, можно было бы решить образ главного нашего героя романтически и даже символически, но нам хочется показать современного физика реалистически, в решении не каких-то абстрактных проблем, а тех конкретных загадок, которые постоянно ставит перед ним природа…
— Мне нравится, что именно так понимаете вы свою задачу, — заметно оживляется Холмский. — И то, что вы говорите, очень напоминает мне слова известного американского физика Артура Комптона, сказанные им в статье «Стоит ли вашему ребенку быть физиком?». «Физик, — писал он в этой статье, — становится человеком, который не столько гордится покорением Вселенной, сколько смиряется перед трудностями ее понимания».
— Ну, это слишком уж приземленно! А мы за то, чтобы показать физиков если и не властелинами природы, то бесспорными героями в битве с нею. И героями в буквальном смысле, как на фронте. И с теми же реальными опасностями, как на настоящей войне… Эпизод такой битвы, в котором физики отвоевывают еще одну тайну у природы, мы и хотим вам показать.
Они приходят в просмотровый зал киностудии и усаживаются поудобнее в его центре.
Почти тотчас же гаснет свет.
В стереофонических динамиках звучит какая-то музыка, напоминающая Лунную сонату Бетховена. Постепенно ее заглушает ритмичный шум работающего ускорителя, с характерными жесткими щелчками выхлопа сжатого воздуха из пузырьковой камеры.
А на экране все еще мелькают лишь просветы в поврежденном слое эмульсии кинопленки.
Холмский мысленно считает: три секунды — щелчок, затем небольшая пауза. И снова все сначала… Ну да, конечно же это циклы работы синхрофазотрона! Значит, они записали эту «музыку» на настоящем ускорителе.
Михаил Николаевич снова чувствует себя в той обстановке, в которой не был уже много месяцев, — для него это целая вечность! По его расчетам, в невидимом ускорителе только что произошла инжекция частиц. Размытым сгустком с огромной скоростью они несутся теперь по трубе линейного ускорителя. У выхода в кольцевую камеру их скорость достигает сорока тысяч километров в секунду, а энергия каждой из многих триллионов частиц не менее десяти миллионов электрон-вольт.
Мощный магнит поворачивает их и заставляет войти в кольцевую камеру по касательной к расчетной траектории. Не всем, однако, удается последовать его указке из-за разбросанного направления скоростей. Многие из них слишком уж приближаются к стенкам камеры, совершая вертикальные колебания с большой амплитудой. У таких очень мало шансов перенести все дальнейшие трудности ускорительного цикла.
Полный оборот в двухсотметровой баранке вакуумной камеры ворвавшиеся в нее частицы совершают за несколько миллионных долей секунды, получая таким образом свое первое ускорение. Но могучий поток несущего их магнитного поля далеко не идеален. Он все время довольно основательно перетряхивает их, и те частицы, которые сбились с расчетной орбиты, теперь отклоняются от нее все больше. Не попав в нужную фазу ускоряющего промежутка, тысячи их то и дело натыкаются на стенки камеры, выбывая из дальнейшей сумасшедшей гонки по кольцу ускорителя.
Читать дальше