Орсон Кард - Дети разума. Тень Эндера

Пройдя мимо нее во второй раз, Эндер заметил, что она упорно отказывается начинать с ним разговор, поэтому, как всегда, он отступил первым и нарушил затянувшееся молчание:

— Насколько ты знаешь, «фильос» все женаты или замужем. В этом ордене приняты браки. Без меня ты не станешь его полноправным членом.

Она остановилась. Лезвие мотыги легло на нетронутую часть грядки, рукоятка ярко блеснула меж ее рукавиц.

— Грядки я смогу полоть и без тебя, — в конце концов буркнула она.

Его сердце радостно защемило — ему наконец удалось пробиться сквозь завесу ее молчания.

— Не сможешь, — ответил он. — Потому что я уже здесь.

— Это обыкновенный картофель, — сказала она. — Я не могу воспрепятствовать тебе помогать мне пропалывать картошку.

Ничего не в силах с собой поделать, они дружно рассмеялись, и с тихим стоном Новинья наконец разогнула спину, выпрямилась и, бросив мотыгу на землю, взяла Эндера за руки. Это касание ударило его словно электрическим током, хотя их пальцы отделяли друг от друга толстые рабочие рукавицы.

— If I do profane with my touch… — начал Эндер.

— Давай без Шекспира, — перебила она. — Без lips two blushing pilgrims ready stand.

— Я скучаю по тебе, — произнес он.

— А ты перебори свою скуку, — посоветовала она.

— Зачем? Если ты присоединишься к «фильос», к ним присоединюсь и я.

Она рассмеялась.

Эндеру не понравились презрительные нотки в ее смехе:

— Если ксенобиолог может покинуть мир бессмысленных страданий, почему этого не может сделать постаревший, давно ушедший на пенсию Голос Тех, Кого Нет?

— Эндрю, — мягко сказала она, — я здесь не потому, что решила отказаться от мирской суеты. Я пришла сюда, потому что сердце мое обратилось к Спасителю. Ты же никогда не сможешь уверовать. Ты не можешь сродниться с этим местом.

— Я сроднюсь с тем, с чем сроднишься ты. Напомню тебе, если ты забыла, — мы дали обет. Святой обет, нарушить который нам не позволит Святая Церковь.

Она вздохнула и взглянула на небо, распростершееся над стенами монастыря. За этими стенами, за лугами, за изгородью, за холмом, в лесах… лежала самая большая любовь ее жизни, там лежал Либо. Туда же ушел Пипо, его отец, который и ей заменил отца, он ушел туда и тоже погиб. В другом лесу погиб ее сын Эстевано, и Эндер прочитал в ее глазах, что, глядя на окружающий эти стены мир, она видит только смерть. Двое из самых дорогих ей людей упокоились в земле еще до того, как Эндер прибыл на Лузитанию. Но смерть Эстевано… Новинья умоляла Эндера остановить его, не пускать Эстевано в лес, где таилась опасность, где пеквенинос говорили о войне, о том, что людей надо убивать. Она не хуже Эндера понимала, что остановить Эстевано — это все равно что уничтожить его, ибо священником он стал не затем, чтобы отсиживаться в тихой, безопасной церквушке, а чтобы попытаться донести послание Христа древесному народцу. Умирающий в объятиях дерева-убийцы Эстевано наверняка испытывал ту же самую радость, что и христианские мученики из давних времен. В час жертвования собой Господь Бог приносил им успокоение. Но Новинья не понимала смысла такой радости. Очевидно, Господь не имеет привычки распространять свою благодать на ближайших родственников и друзей мученика. И свою скорбь, свой гнев она сорвала на Эндере. Зачем она выходила за него замуж, если не может чувствовать себя за ним, как за каменной стеной?

Он не стал объяснять ей самое очевидное — если и следовало кого винить, так только Бога, а Эндер здесь ни при чем. Ведь, по сути дела, это Бог сделал святыми — по крайней мере почти святыми — родителей Новиньи, которые перед самой своей смертью все-таки открыли сыворотку, сумевшую противостоять Десколаде. Новинья тогда была совсем еще ребенком… Тот же самый Бог повел Эстевано проповедовать самым опасным смутьянам среди пеквенинос. Однако в своей печали она обратилась именно к Богу, а от Эндера, который желал ей лишь добра, отвернулась.

Он никогда не говорил ей об этом, потому что знал, что она не будет слушать его. Он удержался от подобных высказываний потому, что она видела вещи в несколько ином свете. Бог, забравший у нее отца и мать, Пипо, Либо и Эстевано, был справедлив, он таким образом наказывал ее за грехи. Но Эндер отказался отговаривать Эстевано от самоубийственной миссии к пеквенинос только потому, что был слеп, упрям и самоуверен. И еще потому, что он недостаточно любил ее.

Но он любил ее. Любил всем сердцем.

Всем ли?

Всем, которое знал. Однако, когда во время путешествия во Вне-мир самые далекие уголки души открыли-таки свои тайны, оказалось, что вовсе не образ Новиньи хранит в своем сердце Эндер. Другие люди значили для него куда больше.