Орсон Кард: Игра Эндера. Голос тех, кого нет

Эндер не мог говорить: в легких почти не было воздуха. Питер способен на это. Возможно, сейчас он шутит, но когда-нибудь захочет сделать это всерьез.

— Я так и сделаю, — пообещал Питер. — Что бы ты там ни думал — сделаю. Тебя разрешили только потому, что я им понравился. Но я не подошел. А ты был лучше. Они думали, что ты лучше. Но мне не нужен младший брат, который лучше меня. Я не хочу Третьего.

— Я расскажу, — вмешалась Валентина.

— Никто тебе не поверит.

— Поверят.

— Тогда ты тоже мертва, моя миленькая маленькая сестренка.

— О да, — усмехнулась Валентина. — Они поверят этому. «Я не знал, что это убьет Эндрю. Он умер, но я не подумал, что это убьет и Валентину».

Давление уменьшилось.

— Хорошо. Не сегодня. Когда-нибудь вы не будете вместе. И тогда произойдет несчастный случай.

— Врешь! — крикнула Валентина. — Ты вовсе не собираешься ничего такого делать!

— Не собираюсь?

— И знаешь почему? — спросила она. — Ты мечтаешь со временем войти в правительство и хочешь, чтобы тебя избрали. А тебя не изберут, если твои противники откопают, что твои брат и сестра погибли от подозрительного несчастного случая, когда были совсем маленькими. А они откопают, потому что я написала письмо и оставила в секретном файле, который распечатают в случае моей смерти.

— Зачем этот дешевый блеф? — спросил Питер.

— Там сказано: я умерла не естественной смертью. Питер убил меня, и если он еще не убил Эндрю, то скоро сделает это. Этого недостаточно для судебного приговора, но хватит для провала на выборах.

— Теперь ты его монитор, — предупредил Питер. — Хорошенько следи за ним днем и ночью. А еще лучше — никогда не оставляй его одного.

— Мы с Эндером не дураки. И знаем все не хуже тебя. А кое-что даже и лучше. Мы страшно умные и толковые дети. Ты не самый умный из нас, Питер, ты просто самый большой.

— Ох, я знаю. Но придет день, когда ты забудешь — и он останется один. И вдруг ты вспомнишь, кинешься к нему, а он тут как тут, целый и невредимый. В следующий раз ты уже не будешь так беспокоиться и прибежишь не так быстро. И каждый раз он будет жив и здоров. И тогда ты подумаешь, что забыл я. Пройдут годы. А потом произойдет ужасный несчастный случай, и я найду его тело и буду горько рыдать над ним. Ты вспомнишь этот наш разговор, Вэлли, но тут же устыдишься, ибо будешь уверена, что я изменился, что это на самом деле несчастный случай и что жестоко напоминать мне слова, которые я сгоряча выпалил однажды в детской ссоре. Только это будет неправда. Я сделаю это, и он умрет, а ты не помешаешь мне. Продолжай верить, что я просто самый большой.

— Какое же ты дерьмо, — поморщилась Валентина.

Питер вскочил на ноги и прыгнул на нее. Она увернулась. Эндер сорвал маску. Питер шлепнулся на свою кровать и захохотал. Громко, но с настоящим чувством слезы брызнули у него из глаз.

— Ну, вы, ребята, какие же вы олухи, самые большие простаки на этой планете.

— Сейчас он скажет, что просто пошутил, — пожала плечами Валентина.

— Это не шутка — игра. Я могу заставить вас, ребята, поверить во что угодно. Могу управлять вами, как марионетками. — Голосом сказочного чудовища он прорычал: — Я разрублю вас на мелкие кусочки и выброшу их в мусорную яму! — Он снова засмеялся. — Самые большие простаки во всей Солнечной системе.

Эндер стоял, смотрел, как он смеется, и думал о Стилсоне, о том чувстве, которое сам испытывал, избивая врага. Вот кому следовало бы врезать так же. Он явно этого заслуживал.

Будто читая его мысли, Валентина прошептала:

— Нет, Эндер.

Питер вдруг перекатился на бок, слетел с кровати и встал в стойку.

— О да, Эндер, — сказал он. — В любое время, Эндер.

Эндер поднял правую ногу, снял ботинок и перевернул его.

— Посмотри сюда, на носок. Это кровь, Питер.

— Ох-ох! Я сейчас умру. Эндер убил гусеницу и теперь собирается убить меня.

Ничто не могло его пронять. Питер был убийцей в душе, и никто не знал об этом, кроме Валентины и Эндера.

Мать вернулась домой и вместе с Эндером поплакала над потерей монитора. Отец пришел домой и все повторял, какой это прекрасный сюрприз — у них такие замечательные дети, что правительство разрешило им иметь сразу троих, а теперь, после всего, не хочет никого забирать, так что их остается трое, они могут оставить Третьего… Эндер с трудом сдерживался, чтобы не закричать на него. «Я знаю, что я Третий, я знаю, если хотите, я уйду, чтобы вам не было так неловко перед всеми, мне жаль, что я потерял монитор и теперь у вас трое детей и нет очевидного объяснения — такое неудобство, — мне очень жаль, жаль, жаль».