Последнее время Пеллеров очень часто днями пропадает на заводе. Старуха прихварывает, днями лежит, совещается с богом своим:
— Устала я жить, господи. Прибрал бы ты меня, што ли?
В доме двое: Юля и Курковский. Их и увидел в окно Титов, подошедший к дому с большими предосторожностями.
Проникнуть в дом не представляло большой трудности. Курковский отчаянно чем-то скрипел. Титов проскользнул в дверь и прокрался мимо каморки охающей старухи. В кухне гудела печь. Из мастерской доносился визг напильника.
Титов прошел гостинную, темный коридор. Шаги его были уверены. Видно, что он хорошо знаком с расположением квартиры.
В конце темного коридора дверь. Теперь явственно слышны голоса.
— Эге, — подумал Титов: — они очень дружески настроены.
Напильник то умолкал, то отчаянно верещал. Титов уселся возможно удобнее в темном углу за дверью и приготовился слушать, бормоча:
— Познакомимся, товарищи!
— Это тоже подтверждает лишний раз, — продолжал, повидимому, длинный разговор Курковский: — вы не годитесь для той жизни, в которую вы попали. Вы походите на заплутавшуюся в темном лесу принцессу.
— Какие он загибает штуки! — усмехнулся в своем углу Титов: — этот юноша кажется любитель принцесс.
— Разве для вас эта дыра, — окруженный заставами завод?! Медвежатник, глушь, леса на сотни верст, камень дикий, зима шестимесячная, пустой брошенный дом… Вы чахнете здесь, вы хуже пьяницы просаживаете жизнь…
— Как странно, — засмеялась Юлия: — вы говорите в точности, как Максимовна. Только она добавляет всегда, что мне нужны балы, дворцы и Иван-царевич…
— Ну, последнее необязательно, именно, чтобы царевич был Иваном…
Произнеся эти слова, Курковский заверещал сверлом.
— Чорт возьми, — возился в пыли Титов: — я пришел сюда не выслушивать дискуссию об Иване-царевиче!
И словно в ответ Курковский бросил какой-то металлический предмет в сторону и сделал несколько крупных шагов в сторону двери.
Титов затих.
Курковский спросил:
— Старуха лежит?
И потом каким-то особенно взволнованным голосом, заставившим Титова насторожиться:
— Юлия Прокофьевна! Вам не приходила никогда мысль: вдруг ваш отец внезапно умирает… крушение автомобиля, несчастье на заводе, обвал…
— Вы меня пугаете?
— И тогда гениальное изобретение исчезнет навсегда? Вам не страшно?
Юлия, видимо, взволнована неожиданным разговором о смерти отца. Титов слышит, как она молчит несколько секунд, переводя дыхание.
— Отец говорил, — начала наконец она: — в случае какого-нибудь несчастья нужно достать бумаги из шкафа — у него несгораемый шкаф — и передать в Цека.
— И вас никогда не подстрекнуло женское любопытство пойти и повернуть ключ в тайнике Синей Бороды? Вы, только вы, такая прекрасная, с таким властным лицом — должны бы владеть ключами от человеческих радостей. Вам не мешает спать отчаянная мысль — выкрасть из несгораемого шкафа чертежи и инструкции пользования этим чудовищным танком — и улететь?..
— Куда? — не сказала, а простонала Юлия.
— Туда, в тот стан. Вас там встретят с почестями, вас сделают королевой всей планеты, у вас будут пажи, тысячи розовых мальчиков, влюбленных в вас… У вас будут длинные шлейфы, которые нужно нести сотне слуг… У вас будут груды золота, горы вещей, дома, выезды…
— Оказывается, вы умеете рассказывать сказки не хуже Максимовны, — засмеялась Юлия: — Ну, так дальше?
— Чего же дальше? Дальше — счастье.
— Но ведь ваша королевна должна сделать кражу у отца?
— У отца? Ах! — Курковский досадливо повернулся на каблуках. Титов услышал снова визжание ставка.
— Юлия Прокофьевна! — заговорил Курковский торжественным голосом, — я должен вам открыть тайну, если ее никто не открывает. Вы знали вашу мать? Нет? Знайте же, что вы — приемыш. Вы — дочь знатных родителей, эмигрантов, вернувшихся в двадцатых годах в Союз республик с родившейся за границей девочкой. Ваш отец вскоре был замешан в деле о шпионаже и расстрелян. Мать отравилась, прочитав приговор. Вас отдали в ясли, а после вы очутились у Пеллерова — бывшего рабочего, механика, прославившегося лишь в 1929 году и особенно с 31-го года. От вас это для чего-то скрывают. Мне кажется, это подло — скрывать от дочери имена ее матери и отца.
Юлия слушала, затаив дыхание. Курковский делал паузы, вскрикивал, говорил шопотом. Юлия слушала, не шевельнувшись.
— Да, я что-то слышала, я что-то угадывала, — шептала она: — рассказывайте дальше…
Читать дальше