Дин Кунц - Врата Ада

Открыв глаза, он увидел призрачный серый свет, сочившийся из окна, скользивший по полу и игравший ласковыми пальчиками на его веках. Он подумал, не подняться ли ему, вполне серьезно об этом подумал. Это казалось правильным решением. Он завел руки под себя и оттолкнулся, сумев поднять голову на фут от пола. Потом даже те немногие силы, что у него были, оставили его. Голова у него упала и крепко стукнулась подбородком о пол. И свет погас в его глазах.

Он находился в красиво меблированной комнате, просторной и полной воздуха. Он прохаживался по комнате, восхищаясь работой декоратора, не зная, потрудилось ли тут дизайнерское бюро «Сказка» или какое иное. Когда он коснулся крышки гладкого, с темной полировкой письменного стола, тот открылся, словно рот. В пасти находились маленькие острые зубки, сделанные из трубочек. Пасть захлопнулась, пытаясь отхватить ему руку. От отпрыгнул от стола и сел в удобное черное кресло, засунув в рот кончики пальцев, которые стол слегка прикусил. Неожиданно из рукояток кресла выскользнули путы и перехватили его за талию, крепко связав. Он вскрикнул, почувствовав, что кресло начинает заглатывать его.

Послышался успокаивающий монотонный голос: «Тебе помогут, очень скоро, прямо сейчас». Виктор улыбнулся и поблагодарил, но все же объяснил, что кресло заглатывает его и им стоит поторопиться, пожалуйста. Черное кресло. Оно такое удобное. Но сделайте что-нибудь! Потом маячившее перед ним лицо, которое он не мог ясно разглядеть, и убедительный голос, который его сопровождал, куда-то исчезли. Путы распались, и он освободился.

Он оглянулся в поисках выхода, увидел белую дверь и двинулся к ней. В этот момент стол начал разевать свою деревянную пасть и злобно рычать. Кресло, присоединившись к хору, стало, глухо стуча по полу, бегать за ним, скрипя крепкими ножками и медленно надвигаясь на него. Ножки были вырезаны в виде звериных лай, и Солсбери совершенно явно видел, как кончики лап перебирают пальцами. Он бросился к белой двери, толкнул ее, чтобы открыть, и обнаружил, что сбежать не удастся. Дверь оказалась всего-навсего еще одной пастью.

Он открыл ее и осторожно шагнул наружу. Там находилось розовое, влажное горло, плотные узлы миндалин смыкались, словно сталактиты. Большие черные зубы начали опускаться сверху, чтобы раскусить его пополам. За его спиной кресло подползало все ближе и ближе…

На этот раз, когда Виктор очнулся, он услышал уже два голоса. Он узнал в одном из них тот же самый, что заставил его ранее открыть глаза. Это был нежный, приятный голосок, из тех, что звучат в рекламных роликах по телевидению и из репродукторов на терминалах самых комфортабельных авиалиний. Новый голос был сиплый, немолодой, определенно мужской.

Открыв глаза, он увидел лицо, соответствовавшее этому голосу: с тяжелой челюстью, широким ртом и плоским носом. Черные глаза внимательно смотрели на него.

— Я думаю, это нервное истощение, — сказал мужчина.

— Но он поправится? — с тревогой спросила женщина.

— Ему нужен непродолжительный отдых.

— А что с его… грудью?

— Это не опасно. Я не понимаю, как он получил такие ранения.

— Ты видел его машину?

— Да. Но это ничего не объясняет.

— Будет больно, когда ты будешь вытаскивать щепки?

— Да нет, мне ничуть не будет больно, — пошутил мужчина.

Когда она игриво шлепнула его, он добавил:

— Я никогда не видел, чтобы ты так о ком-то заботилась. — Он деликатно кашлянул. — В особенности о мужчине.

— Ты — старый козел, — сказала она.

— А ты — молоденькая овечка. Через какое-то время ты найдешь себе другого приятеля по пастбищу. Один брак ничего не значит, дорогая. Этот молодец может оказаться совершенно не похожим на типа вроде Генри.

— Ты псих! — вздохнула она. — Он не похож на него.

Человек кашлянул опять.

— Нет, больно ему не будет. Чтобы быть уверенным, я дам ему обезболивающее. Он ничего не почувствует.

— Я не хочу, — прошептал Солсбери, все еще находясь в полуобмороке.

Голос его звучал так, словно горло у него было воспалено.

— Что такое? — спросил мужчина.

Перед глазами Виктора появилось прелестное личико, которое он где-то видел раньше… Несомненно… он просто не мог вспомнить где. Он действительно многого не может вспомнить…

— Вик, — сказала женщина, протягивая руку, чтобы прикоснуться к его лицу.

— Тсс, — предостерег сиплый, — он бредит. Не нужно с ним разговаривать.

— Если вы дадите мне лекарство, — сказал Солсбери, — дверь меня в два счета слопает.