И. Окстон - Всемирный следопыт, 1926 № 10

— Да, это так, — неожиданно заговорил младший штурман. — Корабль сидит глубже двадцати футов и записан в Ливерпульском порту. Он называется «Буревестник». Сто двадцать три дня шел из Кардифа с грузом угля.

Я взглянул на него с удивлением.

— Это мне сообщил капитан буксирного пароходика, когда подходил утром сюда, чтобы взять на берег наши письма, — добавил он.

Старший штурман начал было спорить, уверяя, что буксирник ничего не может знать, но я прервал его.

— Штурман Блэк, пока оставим это, поговорим о другом… Наша команда усиленно работала двое суток и должна отдохнуть. От семи часов вечера до часу ночи я буду сам стоять на вахте, в час меня сменит второй штурман, в четыре часа его место займет повар, а с шести часов будете стоять вы.

В этот вечер, стоя на вахте, я совсем не хотел спать. Во-первых, была чудная погода, а во-вторых, я чувствовал какое-то возбуждение, вызванное, вероятно, странным отношением ко мне моих помощников.

Мне захотелось выкурить сигару, и я спустился за ней в каюту. На корме все спали крепким сном. Я снова тихо вышел на палубу, босой и с сигарой в зубах.

Пройдя до кубрика, я услыхал доносившийся оттуда глубокий равномерный храп отдыхающих тружеников.

Якорный фонарь, висевший на фок-вантах, горел ярким светом.

Проходя на корму вдоль другого борта, я заметил, что веревочный трап был спущен за борт. Его, очевидно, забыли вытащить на палубу после ухода капитана буксирного пароходика. Меня несколько раздосадовало это упущение, но, вспомнив, что главным виновником являюсь я сам, так как сам утром держал вахту, я решил поскорей исправить эту оплошность.

Веревочный забортный трап обыкновенно очень легок, и вытащить его из воды совсем не трудно. Но едва я взялся за трап и потянул его к себе, как почувствовал, что точно кто-то держит его внизу.

Что за чудеса! Я смотрел на трап, но в нем не было ничего особенного. Почему же он так тяжел? Он точно замер в воде, как будто был крепко привязан внизу. Я посмотрел за борт. Невдалеке от конца трапа плавало что-то, похожее на большую рыбу. Внезапно вспышка фосфорического света осветила голое человеческое тело, которое судорожно дрожало на спящей воде. Человек одной рукой сжимал нижнюю ступеньку трапа. Он был весь хорошо виден, кроме головы. Сигара невольно выпала из моего рта и, сверкнув, с шипением упала в воду.

В этот момент человек поднял голову кверху, и я увидел, хотя и неясно, его бледное лицо. Я встал на запасную стеньгу, лежавшую подле меня, и, перевесившись за борт, старался ближе рассмотреть незнакомца.

Он не изменял своего положения, как бы боясь походить на человека и, видимо, не намереваясь подняться на корабль. Наконец, я решил заговорить.

— Что с вами? — опросил я повелительным тоном. Он, видимо, сильно заволновался.

— У меня судороги, — ответил он и затем робко прибавил: — Не надо никого звать на помощь.

— Я и не собираюсь, — возразил я.

— Вы один на палубе?

— Да, — ответил я.

Он слегка заколебался, точно желая выпустить трап и уплыть, но затем, видимо, раздумал.

— Я думаю, что ваш капитан уже спит?

— Нет, он не спит, — сказал я.

Он смолк. Очевидно, ему было очень тяжело на что-то решиться, он боролся с собой и колебался. Я не мог больше заставлять его страдать, надо было вызвать его на об'яснение.

— Я и есть капитан, — сказал я.

Из воды показалась другая рука и тоже ухватилась за ступеньку трапа.

— Меня зовут Вилькинс. — Голос его теперь был решителен и спокоен.

— Вы, должно быть, отличный пловец, — заметил я.

— Да… я лежу в воде с семи часов, — ответил он, — для меня остается два выхода: выпустить трап и плыть, пока не утону от истощения сил, или же подняться на ваш корабль.

Очевидно, это был молодой человек с большим запасом силы, мужества и самообладания. Хотя я был тоже молод, но все-таки не хотел поступать опрометчиво и тщательно обдумывал, что сделать. Наконец. я решился. Он внимательно следил за мной, видимо, ловя мои мысли.

От воды отделилось голое тело. Незнакомец стал быстро влезать по трапу. Я отошел от борта: надо было принести ему какую-нибудь одежду. Перед тем, как войти в каюту, я остановился на палубе и прислушался. Все, очевидно, спали.

Взяв из своей каюты легкий, серый фланелевый костюм, я вышел на палубу.

Голый человек сидел у грот-люка. Я подал ему костюм. Он взял его, не говоря ни слова, и быстро оделся. Теперь, одетый, как и я, он шел за мной, точно мой двойник. Мы двигались к корме, молча и тихо.