Андрей Платонов - Всемирный следопыт, 1926 № 12

«18 часов 12 минут, высота 200 метров. Курс 29 Норд-Норд-Ост. Температура 14 с половиной выше нуля».

Из зеленой гущи деревьев, с желтых прогалин, несутся задорные крики:

— Эй, дядя, садись! Са-а-ди-ись к нам!..

Внимательно гляжу вниз на конец гайдропа; сверяюсь с компасом — курс 32 и ветер как будто много быстрее, чем предсказанный нам метеорологами. Идем с вполне приличной скоростью в 40–45 километров.

Проплыли над Пушкиным. В стороне осталось Софрино. В сумерках маячат редкие дачники.

Массивная фигура Канищева все так же молча торчит в своем углу у приборов. Нет-нет да постучит он ногтем по стеклам их.

Беспредельно далеко и как-то, совсем точно рядом, на западе пылают последние лучи заката. Вернее, даже не лучи, а просто темно-розовое зарево, какого никогда никто не видит с земли. Пыль, дым навсегда закрыли от людей чистоту вечного светила, и люди никогда не увидят его в истинной красоте. А оно бесподобно красиво в эти минуты, когда шлет свой последний прощальный привет, застилая розовым золотом лиловые дали. И провожает его тишина. Такая тишина, какой не бывает на земле.

Никогда никто из пассажиров аэропланов не сможет постигнуть величия воздушного океана. Неумолчный рев моторов. Назойливая, выматывающая все, что есть в желудке, качка, — все это портит впечатление тем, кто думает, что он видит подлинную природу. Видеть ее и быть в ней можно только в свободном полете на аэростате.

Быстро тускнеет запад. Из розового он превратился уже в лиловый. Потом темно-серая мгла затянула все небо. И вот уже почти совершенно темно. Без помощи карманного фонаря нельзя разобраться в приборах. Только его белый луч выхватывает из мрака темные коробки альтиметра и барографа [4] Барограф — прибор, записывающий на вращающейся ленте высоту полета. Лента барографа с нанесенной на ней пером барографа линией («барограмма») является контрольным документом для оценки полета. . Мелькнет в серебре электричества циферблат часов, и снова все погружается в полную чернильного мрака ночь.

— Закурим?!

Вынимаю из сумки банку с монпансье — наши «папиросы». Принимаемся дружно жевать.

В десятке километров на Норд остаются огни Сергиева посада. Небольшая группа довольно ярких, мигающих желтых глазков, вкрапленных в черный бархат лесистых далей.

Курс склонялся все больше на Ост. Вместо черного бархата лесов под аэростат подбегает тускло-серая гладь огромного озера, прорезанная дрожащим на его поверхности мечом луны. Молодая, своим тонким серпом смеется она из-за облаков. Вправо, совсем невдалеке, бисерным венцом горит Переяславль Залесский.

Полет уже вполне установился. Можно закусить. Идем все той же скоростью под курсом 33–34 Норд-Норд-Ост. Внизу непросветная тьма, только изредка промерцает мимо одинокий глазок в какой-нибудь сонной деревушке, и снова точно внизу нет ничего. Разве, что иногда разнообразит картину едва уловимая светлая линейка дороги.

Под резким глазком фонаря карта, лежащая у меня на коленях, кажется светло-зеленым ковром. Леса, леса… без конца. Твердой черной стрелой вонзается в них моя курсовая черта и упирается прямо в Ростов. И, действительно, через несколько минут впереди, на Норд-Осте, ярким пятном вырисовываются его огни. Подходим к городу. Полная тишина. Всего еще только половина десятого, а внизу не лают уже и собаки, — мирным сном почивают ростовцы.

— Алло, алло, город Ростов… Алло, алло, город Ростов!.. — но зычный рупорный зов не имеет ответа. Ростов спит. Только из самого центра, с пятна затененных деревьями ярких фонарей, доносятся звуки оркестра, — бравурным маршем запоздалые ростовцы стараются отогнать охватывающий их спозаранку сон. Мирно плещется в сонную набережную огромное озеро. И на нем никакого движения.

Теперь уже, судя по карте, рукой подать до Ярославля. Через каких-нибудь полчаса убеждаемся в том, что это так и есть. Прямо на нас идет светло-голубое марево мерцающих ярославских огней.

Но в чем же дело? Почему вся масса огней не приближается к нам, а как будто уходит куда-то влево? Справляюсь с компасом и вижу, что ветер резко меняется здесь и курс круто склоняется на Ост. Приближаемся к Волге, но, вместо того, чтобы ее пересечь, идем вдоль правого берега и даже уклоняемся на Зюйд. Курс быстро переходит на 50, 60, 70 и продолжает склоняться на Ост.