Николай Плавильщиков - Всемирный следопыт, 1929 № 02

— Очумел ты, Павел! Там, может быть, живые люди, — как можно стрелять!

— Да я не в котел, а мимо.

— Ну, попробуй.

Павел выстрелил в воздух. Темное стекло одного из иллюминаторов посветлело; видимо, к нему прижалось какое-то странное лицо. Мы припали лицом к стеклу. Холодок пробежал по спине…

— Ой, батюшки, что это? — в ужасе прошептал Павел и, отпрянув от иллюминатора, свалился в шлюпку.

Преодолевая свой страх, я продолжал смотреть в стекло. Мне видны были два огромных темных глаза, близко посаженных друг к другу; немного ниже их темнело на месте носа отверстие, окруженное кольцевым бугорком. Кожа была мелко-чешуйчатая, желто-зеленого цвета. Больше ничего не было видно. Глаза неведомого существа упорно смотрели на меня, словно выпытывая что-то…

Наконец и я не выдержал и, схватив весла, отогнал шлюпку от «котла», чтобы не видеть этих страшных глаз и противной кожи.

— Ох, Миколаич, страсти какие! Кто бы это мог быть? Ты ведь ученый, всех зверей знаешь на свете. Этот из каких?

Я не сразу ответил:

— Не знаю, Павел, страшный какой-то.

— А похож ли на какого зверя?

— И зверей таких не знаю. Есть, правда, в океане огромный моллюск — осьминог; у него глаза в роде этого, только тело студенистое, а не чешуйчатое.

Павел, видимо, ободрился.

— Ну, вот видишь, это он самый осьминог и есть, только не морской, а воздушный. А я уж подумал, не сам ли дьявол прилетел. Ты заложи-ка в двухстволку картечь да и пали ему прямо в буркалы. Не бойся, не выдержит, хоть у него и восемь ног.

— Нет, Павел, нельзя. Надо успокоиться, обдумать. Никакой зверь не может управлять таким снарядом. Только вполне разумное существо, такое, как человек, может это делать.

— Да неужто он человек?

— Не знаю, что и сказать. Может быть, он стал уродливым после какой-нибудь болезни. Во всяком случае надо попытаться заговорить с ним, узнать кто, откуда, зачем.

— Ну, ладно. Гребем к нему. Конечно, нельзя же так бросить. Давай-ка хлебнем для храбрости.

Совет был недурен. Мы влили в горло по изрядному глотку спирта и закурили трубки. Тщательно осмотрев ружья, двинулись к снаряду. Спирт помог взять себя в руки, да натуралисту и не полагается быть трусом.

Тихо подошли. Иллюминатор был открыт. С замиранием сердца я постучал в стенку снаряда. В иллюминаторе появился квадратный кусок белой пластинки, зажатый в тонкие щипцы из неизвестного металла. Я осторожно взял пластинку, и щипцы разжались.

— Письмо, что ли? — прошептал Павел.

Сначала я ничего не понял. На пластинке была изображена группа разноцветных кружков, в центре которой находился кружок побольше других, желтого цвета. Два кружка, красный и голубой, были соединены прямой линией, на которой был нарисован снаряд, упавший в Байкал. Внезапно я понял все. Рисунок изображал нашу солнечную систему: желтый кружок — Солнце, красный — Марс, голубой — земной шар, а линия, соединяющая два последних кружка, — путь снаряда. На всех планетах системы были проставлены какие-то значки, очевидно, их названия, но голубой кружок был без значка. У меня дух захватило…

Возможно ли это? Уж не сплю ли я? Я глубоко вздохнул и огляделся. Нет, не сплю. Сияет солнце, ветерок рябит голубую воду, и со мной мой верный Павел, выпускающий изо рта струю крепкого махорочного дыма и пытливо глядящий на меня. Я судорожно засмеялся, подскочил, всплеснул руками и снова уселся, продолжая бессмысленно хохотать.

— Да ты что, Миколаич, рехнулся? Слышь-ка, хлебни спирту.

Я оттолкнул руку Павла и, перегнувшись через борт, начал жадно глотать байкальскую воду и плескать себе в лицо холодные струи. Это помогло. Я перестал смеяться и, усевшись, торжественно сказал Павлу:

— Друг! Я не сошел с ума, но, поистине, есть от чего помешаться. Ты человек бывалый, умный, стойкий, подержись крепче за борта, чтобы не упасть в воду. Перед нами — не человек.

— А я ж тебе сказал, что осьминог воздушный. Очень просто! — невозмутимо ответил Павел.

— И не осьминог. Это человек, но не наш, не земной. Он в этом снаряде прилетел с Марса. Есть такая звездочка красная на небе.

— Знаю, видал не раз. Ишь, хитрый какой! Да как же он так?

Павел говорил спокойно, даже с веселой ноткой. Я объяснил ему значение рисунка и указал путь снаряда. Он понял и заволновался: