Владимир Белоусов - Всемирный следопыт, 1929 № 07

Мы оба шли по сторонам с хореями в руках и погоняли оленей. И тоже вскоре вспотели несмотря на мороз. Передняя упряжка то-и-дело ложилась в снег с безнадежным видом, и нужно было много изобретательности, много пинков хореем и криков, чтобы заставить оленей встать и сделать пару прыжков. Но когда мы побеждали здесь, ложилась вторая упряжка, привязанная на буксире к передней, и останавливала всю райду. А потом снова ложились передние.

Глубокий рыхлый снег, кусты и кучи валежника, которыми был засыпан лес, сильно мешали. И чтобы обойти оленей с другой стороны или вернуться к застрявшим задним саням, нужно было потратить много времени. Следует удивляться не медленности нашего продвижения, а тому, что мы все-таки ухитрялись делать в таких условиях километра по два в час.

Особенно интересен был в этом трудном переходе Горлов. Мой спутник не представлял себе, как это он вдруг пропустит какой-нибудь интересный момент и не зарисует лежащего или барахтающегося в снегу оленя. Поэтому он выступал с карандашом в зубах и альбомом подмышкой, в другой подмышке у него был хорей.

Каждый раз, как только Кондратий, выбившись из сил, бросал ремни, объявлял остановку и лез в дальний карман за махоркой (что было трудным и долгим делом), Горлов сейчас же втыкал хорей в снег, снимал рукавицы и хватался за карандаш и альбом. В эти минуты было безнадежно просить его помочь перевязать вещи на санях или поправить упряжь.

— Перетянуть веревки вы сами сумеете, а бык этот так больше никогда не ляжет, — спокойно отвечал он.

И рисовал до тех пор, пока из закоченевших пальцев не вываливался карандаш.

А потом по команде Кондратия карандаш отправлялся обратно в зубы, альбом и хорей подмышку, и похлопывая рукавицами, Горлов кричал на оленей:

— Нно! Милые дьяволы! Ну-ка!..

К темноте мы добрались до чудесного озерка, окруженного дикой тайгой и высокими обрывистыми вараками. Черное озеро находится на водоразделе, и дальше наш путь пойдет вниз. Это не значит конечно, что он будет легче.

На Черном озере Кондратий объявил:

— Здесь занадобится ночевать.

По нашим расчетам в первый день мы сделали двенадцать километров. Цифра не очень утешительная, принимая во внимание слабые продовольственные запасы и длинный путь впереди. Но останавливаться на «ночляг» было действительно пора. Уже скрылась в сумраке белая вершина Юавденч-тундры, и в лесу притаилась вечерняя настороженность. Совсем недавно здесь прошел лось и уронил на озере широкие тяжелые следы.

Пока Кондратий распрягал оленей и искал в лесу ягельные места, мы, воо-ружась топорами, отправились за топливом. Лыжи были оставлены у саней.

Сделав несколько шагов от берега, мы завязли. Пришлось ползти по снегу на четвереньках, и тотчас же пимы и рукава курточек оказались полны снегом. Но все же сушины были повалены, разрублены на поленья, и веселый костер не заставил себя долго ждать.

Вернувшись, Кондратий достал с саней давно интриговавший нас деревянный инструмент — нечто среднее между черпаком и детской лопаткой — и принялся с его помощью устраивать логово в снегу около костра. Горлов, вообще не очень-то веривший в способности лопарей, на этот раз всерьез возмутился:

— Ну и народ: ложкой снег разгребают!

Кондратий же эту странность объяснил просто: здесь нет толстых деревьев, из которых можно было бы смастерить настоящую широкую лопату.

Как бы то ни было логово устроено и устлано хвоей. Больше Кондратий ничего не делал. Остаток вечера он сидел у костра, молча курил, сплевывал и пил чай. Должно быть он сильно устал за день.

Каждый, кому приходилось устраивать зимний бивак, знает, насколько он трудней летнего. Костер зимой требует гораздо больше внимания. Мало того, что его трудно развести, — подтаивающий снег каждую минуту грозит затушить огонь. Разложенный на снегу костер в любой момент может «уйти» — провалиться в яму, внезапно появившуюся в снегу, или скатиться куда-нибудь в сторону. И тогда поправить его — хлопотное и неприятное дело. Барахтаясь по пояс в снегу, не легко увертываться от дыма, который так и норовит залезть в глотку и глаза. А уж о подтаскивании хвороста к огню и говорить нечего. Это сложная работа.