Александр Беляев - Всемирный следопыт, 1929 № 10

— Ах! Это тот, что разрывает могилы и питается трупами.

Орел — хищник по преимуществу. В движении он необычайно пластичен и скульптурен. Когда он бегает по клетке, клохчет или рвет брошенные куски мяса, он кажется отлитым из бронзы.

К сожалению по мере наступления холодов орлы мои все меньше и меньше стали походить на бронзовые изваяния. Съежившись, дрожа от холода, они скорее напоминали огромных кур или ворон. А затем один за другим стали исчезать из клетки.

Заинтригованный этим таинственным исчезновением, я спросил однажды у сторожа:

— А куда же деваются орлы?

— На целдак уносу, там теплее, — отвечал он.

— Ну, а на чердаке можно рисовать?

— Нет, там темно, — последовал ответ. И мне пришлось думать о замене орла какой-нибудь другой хищной птицей.

За маленьким озером с лебедями — ряд клеток. Там помещаются белоголовые сипы, живущие в зоопарке более двадцати лет, беркуты, камчатский орел, с клювом похожим на клюв тукана, и кондор. Кондор зоопарка вряд ли сможет поднять в воздух овцу, но тем, не менее он настоящий живой кондор, водится, как гласит надпись, в Кордильерах. А в правом углу ряда, в последней клетке, на гладких валунах сидит огромная зловещая черная птица. Это гриф, черный гриф.

Всматриваясь в карту распространения грифов, я заметил два маленьких черных пятна на месте Кавказа и Урала. Водится, залетает, значит — птица СССР, и я вправе его рисовать. В смысле неподвижности натурщик идеальный, уступает разве только филину. Над ним задержался недолго, всего два-три дня, но зато в самые морозы. Было 20–22° ниже нуля. Отвлекался мало, потому что сильно торопился. Запомнилось лишь как жрут грифы. Они жадно хватают мясо, широко расправляют крылья и, волоча их по земле, бегут каждый в свой угол. Повернувшись спиной, как веером закрыв подачку крыльями, они опасливо оглядываются и жадно глотают куски. А иногда устремляются друг на друга и долго упорно дерутся.

Греться я бегал к морским львам, по дороге любуясь белыми лебедями. В противоположность вечно загаженным грифам лебеди поражали меня заботами о своем туалете. Для них на озере вырубается прорубь. В морозы, когда вода в проруби дымится от холода, они продолжают спокойно плавать. А выйдя на лед, тщательно перебирают каждое перышко. Даю слово, они были белее снега.

У морских львов оставался подолгу. Нравилось смотреть, как они быстро плавают по бассейну, ныряя и гоняясь друг за другом. Иногда они выскакивали на асфальтовый борт бассейна, блестящие от воды, как будто облитые жиром. Пробежав на ластах вдоль барьера, они с ревом бросались в воду, обдавая снопом брызг зазевавшихся посетителей.

Раза два для разнообразия уходил греться в птичий павильон, к попугаям. Там теплее, зато много беспокойнее. Еще при входе слышатся возгласы:

— Попка дурак, попка дурак!..

Не думайте, что это кричат попугаи. Это детвора — главные посетители павильона — на разные голоса повторяют сакраментальное «попка дурак» в надежде вызвать ответную реплику у попугаев. Тщетно! Шум окончательно сбивает этих птиц с толку, и они лишь дико хрипло кричат.

Там есть пара чудесных желтосиних ара. Самец сидел на сучке, а самка примостилась ниже его на оконной решотке, жадно ловя всем телом слабые лучи зимнего солнца. Зажмурив глаза, она подставила голову супругу, а тот нежно перебирал клювом перья.

В клетках попугаям устроены гнезда, там возникают романы, заключаются браки. Но кажется до сих пор еще не было потомства.

Мне удалось быть свидетелем возникновения трогательной нежной дружбы. В клетке зеленых амазонских попугаев мое внимание привлек маленький попугай необыкновенного вида. Желтая голова, зеленое туловище, синие перья на крыльях. Клюв несколько похож на клюв попугайчиков-неразлучников.

Он все время упорно прижимался к одному из «амазонцев», подставлял ему голову, требовал ласки. Зеленый подчинялся, но иногда, потеряв терпение, клювом отгонял его от себя. Попугайчик с жалобным криком отпрыгивал в сторону, а через несколько секунд снова приближался и снова получал побои.

— Что за порода? — спросил у сторожа.

— На Смоленском за пятьдесят рублей купили, — охотно ответил тот. — Неизвестной породы. Две недели определяют, все не могут определить.