Владимир Белоусов: Всемирный следопыт, 1930 № 02

Каждый день приносит в редакцию вороха рукописей из провинции. Пухлые конверты, сплошь заклеенные марками, рукописи, свернутые в трубку, зашитые в полотно, — все это лавиной сыплется на редакционные столы в течение дня. Трудная, ответственная, но какая благодарная задача: выудить из этой лавины самоцветные, играющие огнем подлинного таланта, камни.

Редакция может с полным правом сказать: задачу эту она выполняла, выполняет и будет выполнять с неослабевающей настойчивостью, кропотливостью и тщательностью. Правда, процент брака пока еще очень велик. «Полуобнаженные силуэты в засуканных калошах» пестрой лентой бродят по страницам читательских рукописей, «когтистые крокодилы» щелкают зубами у редакционных дверей и неистовые скорпионы «со страшным криком и с перебежкой» бросаются на редактора.

Годы идут. В. Белоусов, который пришел в редакцию «зеленым», огрюмо застенчивым юношей, намеревается в будущем году окончить вуз. Он геолог, преподаватель рабфака, и бывает в редакции урывками, между двумя лекциями: в университете, где он учится, и на рабфаке, где он учит. Он вырос за эти годы, теперь это вполне сформировавшийся писатель и взрослый человек: тип сурового, мужественного, чистого скандинава. Он работает двадцать четыре часа в сутки, деля рабочее время между триклиническими сингониями, семинариями на рабфаке и пишущей машинкой с невероятно сбитым шрифтом. На этой машинке были написаны все те рассказы и очерки, которые прошли в «Следопыте» за последние годы. Пишет эта машинка кляксами — дырочки в буквах забиты каким-то мусором, отчего «о» похоже на гипертрофированную точку, а многие другие буквы вообще ни на что не похожи.

Однажды в редакцию пришел вполне реальный, но вместе с тем невидимый человек. Это был Окстон, автор шедших в «Вокруг Света» фантастических рассказов-загадок. Высокий и молчаливый, весь серый, начиная от коротко стриженых волос и глаз и кончая мышиного цвета брюками, он исчезал и вновь возникал совершенно неожиданно и в самых неожиданных местах. Редакционные старожилы уверяли, что они не запомнят случая, когда Окстон входил или выходил из редакции. Они утверждали, что Окстон возникал сумерками в темном редакционном углу, выростая из папок архива отклоненных рукописей 1925 г. Спорить с этим трудно: с одной стороны, старожилы поголовно врут, с другой — на показаниях их нередко строится история

Белоусова выдвинул первый литературный конкурс «Следопыта». Этот же конкурс помог выйти на широкую литературную дорогу и Мих. Зуеву-Ордынцу. «Желтый Тайфун», «Корабль в болоте», «На слом», «Злая Земля», «Корабли-революционеры», «Карабаш — золотая гора», «Цветы-фугасы»… Читатели помнят эти романы, повести, остро отточенные новеллы и очерки, которые обрисовывают свежее, всегда оригинальное и растущее дарование тов. Зуева.

Зуев решительно порвал с формальными и внутренними традициями дореволюционного исторического романа. В его тематике впервые действуют народные массы и отдельные, сильные духом возмущения и протеста, личности. Чрезвычайно свежо и характерно для Зуева построена фабула романа «Сказание о граде Ново-Китеже», который наши читатели увидят на страницах «Всемирного Следопыта» в этом году. Роман построен на сопоставлении XVIII и XX веков, данном на фоне увлекательных приключений советских летчиков, которые попали в раскольничью общину, затерянную в глухих дебрях Сибири и абсолютно оторванную от современности.

Зуев — фанатический коллекционер тем, фабул, типажа. Часть года он непременно проводит в разъездах. Дома, в Ленинграде, вы можете увидеть его в сумрачно строгих библиотечных залах, в пыльных лавках букинистов и антикваров, где изучается «вещественное оформление». Ящики его письменного стола набиты папками с газетными и журнальными вырезками. В других папках, в бесчисленных блокнотах и тетрадках — осколки наблюдений, характеристики, темы, конспекты, удачные словечки, фамилии — неисчерпаемый склад строительных материалов для будущих романов, повестей и рассказов.

А. П. Сытин— бытописатель и поэт Туркестана. Много лет подряд он жадно впитывал в себя сложную гамму пестрой и многоликой жизни Советской Азии. Сытин был желанным гостем в оазах Туркестана, и экзотические ритмы туземных мелодий пронизали его творчество. Сытин видел смерть — и не один раз. Сытин был в числе тех, кто с винтовкой в руках дрался за Советский Туркестан, и с почти осязаемой реальностью дал он читателю возможность увидеть, перечувствовать и пережить эпоху этой героической борьбы.