Георгий Ушаков: Всемирный следопыт, 1930 № 05

Моржи почти у самой кромки льда. Позади их видны пенящиеся гребни волн. Чем ближе мы к ним, тем больше шум, сильнее волнение и быстрее движение льда — больше опасность.

Но нам нужно мясо. Его надо вырвать у грохочущих льдин и пенящихся волн. Иероком овладело вдохновение. Резкий холодный ветер его мало беспокоит. Без рукавиц и без шапки, с развевающимися волосами, он словно прирос к рулю. Каждое движение, малейший поворот руля у него точны. Мы часто пролетаем в такие щели, где вельбот обоими бортами чуть не чертит о соседние льдины…

Но вот и моржи. Льдину сильно качает, и звери не спят. Они уйдут после первого же выстрела. Надо убить сразу. Делаем залп, и два огромных самца остаются нам в награду за риск.

Но это еще не все. Мы находимся в трех милях от колонии и в полутора от берега. Путь обратно в колонию закрыт уплотнившимся льдом, и пытаться пройти туда — бесполезно. Решили пробиваться прямо к берегу. Свежевать моржей нет времени. Пришвартовываем их к бортам вельбота. Мы окружены густым льдом. Парусом пользоваться нельзя.

Приходится двигаться вместе со льдом и, только пользуясь небольшими прогалинами, продвигаться к берегу. Каждый шаг с боем. Всем нам ясно наше положение, и поэтому каждый делает все возможное. Время от времени нам удается раздвинуть две соседние льдины и продвинуться на несколько десятков метров к берегу. Вельбот часто сжимается двумя льдинами, и мы с замиранием сердца ждем, что вот-вот он треснет как орех. Но пришвартованные к бортам туши моржей спасают нас. Они действуют как хорошие буфера.

Несколько часов упорной борьбы — и мы уже недалеко от берега.

Вдруг вельбот застревает между двумя льдинами. Раздается треск… К счастью лопнула только верхняя доска…

В конце концов вельбот упирается носом в берег, и мы с облегчением вздыхаем.

Голодные, измученные борьбой со льдом, сидим на твердой земле и посматриваем на нашу добычу. Эти две моржовых туши могли стоить жизни восьми человек. Но недостаток мяса зимой поведет к еще большим жертвам. Поэтому мы должны пользоваться каждой возможностью. Должны рисковать.

Но иногда ни риск, ни настойчивость не помогали. Льды держались далеко от острова, и моржа не было. Мрачно мы смотрели тогда на море. Оно было чисто и безжизненно. Лишь время от времени ветер доносил до нас еле уловимый рев моржей. Но они были за горизонтом, куда мы не рисковали выйти на наших жалких байдарах и полусгнивших вельботах. То, что случайно добывалось на открытой воде, мы съедали. Близилась зима, долгая, темная, суровая. Мало она обещала хорошего. Мы знали, что зимой мяса не добудешь. В надежде, что нам посчастливится в другом месте, я перебросил однажды троих охотников в бухту Сомнительную, лежащую в тридцати с лишним километрах к западу от бухты Роджерс, где была наша главная база. Переправляя их с семьями с нашей главной базы, я тогда немало беспокоился, так как терял их из виду и не мог ни следить за их благополучием, ни прийти во-время на помощь, если бы она понадобилась. А теперь рад тому, что решился тогда на этот шаг. В Сомнительной нам неожиданно улыбнулось счастье. Здесь оказалось лежбище моржей, и звери вышли на берег в огромном количестве. Охотники убили тридцать моржей.

Мы облегченно вздохнули. Но наша потребность выражалась в 75–80 моржовых тушах, а мы имели всего с прежним запасом 33. С этим запасом мы и вошли в первую зимовку.

4 октября ударила первая метель, и через два дня установился санный путь. Мы начали поездки по острову. Некоторую надежду на пополнение наших запасов мяса давала медвежья охота. Но надежда так и осталась надеждой. Льды с северной стороны острова, где было наибольшее средоточие медведя, были все время в движении. Это означало, что мы не могли там охотиться ни на собаках, ни на байдаре, ни пешком. Бывали дни, когда мы видели до десяти медведей сразу, но все они оставались для нас недосягаемыми на густо движущемся льду, свободные пространства воды в котором были заполнены ледяной кашей. Не вытерпев, мы часто бросались на лед, но, приняв несколько холодных ванн, возвращались на берег. Скрипели зубами, ругались. Но это не помогало. Медвежатина и золотистые шкуры оставались на льду.

Однажды мы пересекли остров и разбили бивак на северной его стороне. Ночью в 200 метрах от нашей палатки прошел медведь. Рассмотрев его огромные свежие следы, мы решили посвятить весь день охоте. Всякий охотник поймет, что другого решения принять было нельзя: мы нуждались в мясе. Направив двух своих спутников в одну сторону, я вместе с эскимосом Таяной пошел в другую.